Змеевы дочки - Татьяна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не спеши, человек. – Албасты выбралась на поверхность, улыбнулась. – Не спеши, не закончен еще наш разговор. И договор не расторгнут.
Дурень. Какой дурень! Думал ножом нежить убить…
– Не бойся, – она вздохнула. – Я тебя прощаю.
– Почему?
– Потому что другого я от тебя и не ожидала. Любой, окажись он на твоем месте, поступил бы так же. Любой из хранителей.
– Я тебя не убил. – О чем тут говорить, и без того все видно.
– Не убил, но больно сделал. Очень больно. Я уже и забыла, как оно.
– Тогда зачем?
– Зачем рассказала? Чтобы ты, в случае чего, знал, как меня остановить. Навсегда не остановишь, не в человеческих это силах, но задержать сумеешь.
Все равно Кузьма ничегошеньки не понимал, зачем ему албасты задерживать?
– Крови хочу, – ответила она на его невысказанный вопрос и провела раздвоенным языком по синюшным губам. – Голодная я. А они близко. Только когтем чиркнуть – и все.
– Кто – они? Дети?..
– Я их стараюсь обходить стороной. – Албасты на него не смотрела, разматывала ворот, освобождая косу. – Попугать могу, икоту наслать, но убивать… Раньше сдерживалась, а теперь все труднее. Понимаешь? – Она прямо в душу ему заглянула. И подумалось вдруг, что у нежити, быть может, тоже есть душа.
– Понимаю.
– А они близко. И пахнут вкусно…
– Кухарку ты убила? – Можно было не спрашивать, он уже и так знал правду.
– Я. Когда поняла, что не выдержу, наброшусь на одного из них. Она была дрянной бабой, жестокой. На ее совести детских смертей поболе, чем на моей будет.
– Убивала?..
– Травила. Кровь у нее вонючая, гнилая кровь. Я как была голодной, так голодной и осталась.
– И что мне теперь делать? – Кажется, впервые он разговаривал с албасты не как с нечистью, а как с человеком. Вот же диво!
– Будешь их охранять.
– От тебя?
– От всего… От меня. Днем я еще держусь, а ночами тяжело. Так и тянет, так и тянет… Я уже и кошку вперед себя пустила. Когда кошка рядом, мне легче, успокаивает она меня.
– И как мне тебя… отгонять? Ножом?..
– Им самым. Если в сердце попадешь, меня дольше не будет. А если просто заденешь, могу вскорости вернуться. Не спрашиваю, сделаешь ли. Знаю, что сделаешь. Да еще и с удовольствием. – Албасты усмехнулась, когтем прочертила на колодезном вороте зарубку. – И волков нужно отгонять, – добавила она задумчиво.
– На волков облаву хотят организовать. – Кузьма разглядывал зарубку.
– Не выйдет ничего с облавой. Они сюда со всех сторон стекаются. Двоих убьют, на их место четверо новых встанут.
– Отчего стекаются?
– Чуют. Волки – звери умные, они многое чуют.
– И что именно?
– Иди. Устала я. – Когда албасты не хотела отвечать на вопросы, она не отвечала. – Как понадобишься, позову.
Сказала и скользнула в колодец, на лету рассыпаясь брызгами. Кузьма чертыхнулся и отшатнулся, чтобы ни одна капля на него не попала. Скорее по привычке отшатнулся, чем от страха, и тут же сам на себя разозлился. Провела его ведьма, как малое дите, и разговором этим странным к себе и острову пуще прежнего привязала.
Пока он возился у колодца, из дома вышли директриса с помощником. Аделаида обвела окрестности раздраженным взглядом, который задержала на Кузьме.
– Приказов ты, как я погляжу, не понимаешь, – процедила она сквозь стиснутые зубы и ножкой капризно притопнула. – Я тебе велела дрова колоть!
– Поколю. – Спорить с дурной бабой не хотелось, да и не с руки ему сейчас ссориться. – Хозяйка, все, что велено, сделаю. Не сомневайтесь! Сами-то далеко? – спросил с этаким деревенским простодушием.
– В город по делам. Мефодий со мной, а ты тут по хозяйству. И смотри, как вернусь, все проверю! Мне тут бездельники и нахлебники не нужны. – Хотела было еще что-то добавить, но промолчала, лишь махнула рукой.
А Мефодий тем временем уже подогнал запряженную в сани лошадь, выпрыгнул из саней, протянул руку, помогая хозяйке усесться. Еще и медвежьим пологом заботливо укрыл, чтобы не замерзла в дороге. На Кузьму он поглядывал искоса, взгляд его был настороженно-многозначительный. Мол, знаем мы таких, у нас не забалуешь. Кузьма его не боялся, чуял подвох и подлость, но не боялся. Если придется, управится с Аделаидиным помощником он одной левой.
Щелкнул кнут, жалобно заржала лошадка, и сани сорвались с места. Кузьма проводил их долгим взглядом, а потом подхватил в одну руку ведро, а во вторую уже подмерзшую заячью тушку. Дом встретил его кладбищенской тишиной. Дети сидели в своей комнате тихо, как мыши. Кузьма прошел на кухню, поставил ведро на лавку, зайца бросил на стол, позвал громко:
– Галка! Ребятня! Эй, спускайтесь все!
Ответом ему стала тишина, он уже подумал было, что придется все делать самому, как услышал топот детских ног. Воспитанники сгрудились в коридоре, заходить в кухню боялись. Не испугалась только Галка, спросила вежливо:
– Вы что-то хотели, дядька Кузьма?
– Хотел, – проворчал он. – Хотел, чтобы ты мне чаю заварила, а потом похлебку сварила.
– Какую похлебку? – спросил самый маленький, ясноглазый.
– Вкусную. Из зайца. Ел кто-нибудь из вас похлебку из зайца?
– Из кролика ел, – подал голос высокий чернявый паренек. Выглядел он старше и серьезнее остальных. – Когда-то очень давно, – добавил тихо.
– Как зовут? – спросил Кузьма.
Спрашивал вот этого чернявого, а ответили все разом, загалдели, представляясь, ожили. Только и удалось расслышать, что чернявый Марк, а ясноглазый Сашка. Пока и этого довольно, с остальными он потом познакомится. Хочешь не хочешь, а запоминать их имена все равно придется, коль уж он застрял на этом острове.
– Значицца так, господа хорошие! – сказал Кузьма и хлопнул ладонями по столу. – Заданий мне ваша директриса отсыпала с три пригоршни, приказала управиться до ее возвращения, так что от помощи я не откажусь. Поможете?
Они закивали, снова все разом, и в глазах их загорелись огоньки любопытства.
– Вот и хорошо! Постановим так: девочки с Галкой остаются на кухне, готовят обед, – он кивнул на заячью тушку, – а мужики одеваются потеплее и идут со мной во двор колоть дрова и чистить снег.
Кто бы мог подумать, что они обрадуются этакому скучному заданию, но они в самом деле обрадовались, снова загалдели, заулыбались даже. Или это они не работе обрадовались, а будущей похлебке? Вон как на зайца поглядывают. Одичавшие, оголодавшие, ну точно – звереныши.
А работали они старательно, особенно Марк. Мальчонка только с виду казался хлипким, а на самом деле был сильным. Пока Кузьма колол дрова, он очистил от снега подъездную дорожку. Остальные, те, что поменьше, помогали иначе, подбирали с земли дрова, аккуратно складывали в поленницу. Санька от большой старательности так и лез Кузьме под руку, полешки подхватывал едва ли не налету. Пришлось его шугануть, чтобы не покалечить ненароком этакого шустрого. На окрики Санька не обижался, только поглядывал с хитрецой да смешно морщил конопатый нос. А девочки во главе с Галкой тоже без дела не сидели. Одна из них, маленькая, юркая, отзывающаяся на имя Аленка, аж два раза выносила им чаю. Пили из щербатой чашки по очереди, сначала пацаны, потом уже Кузьма. По тому, что к чаю не полагалось ни крошки, он понял, что с провиантом в детдоме совсем туго, не приучены эти дети ни к пряникам, ни к сладостям.