Его изумительный поцелуй - Тереза Медейрос

— Вот, — сказала она, рассеянно протягивая ему книгу.

Но Фарук не смотрел на книгу. Он смотрел на нее.

— Что такое? — тихо спросила Поппи, испугавшись того, что в очках он разглядел какой-нибудь ужасный ее недостаток. Неужели она забыла напудрить утром нос рисовой пудрой? Или, может, надела платье задом наперед? А вдруг именно сейчас он осознал, что она вовсе не такая хрупкая и грациозная девушка, как Кларинда, а женщина, которой всегда было трудно отказаться за ужином от лишней порции напитка из сливок с вином, сидром и сахаром?

— Ваши глаза…

Поппи недоуменно заморгала.

— А что с моими глазами?

— Они лавандового цвета.

С облегчением убедившись в том, что между передними зубами у нее не застрял кусочек сладкого лакомства, Поппи беспечно махнула рукой.

— Не говорите ерунды! У моих глаз цвет обычного барвинка. Моя бабушка, живущая в Котсуолдсе, всегда выращивала барвинок в своем саду. Вот откуда мне известно название этого растения.

И когда Поппи во второй раз протянула султану книгу, он взял ее и с нескрываемым интересом взглянул на обложку.

— Кольридж, да?

Поппи кивнула.

— Мне очень нравится «Кристабель», однако, по-моему, для здешних мест больше подойдет его же поэма «Кубла-Хан, или Видение во сне», — сказала она. — Ваши сады напоминают мне Ксанаду[2]. А ваш дворец вполне можно было бы принять за своеобразный дворец Кубла-Хана, — добавила Поппи, не в силах сдержать озорную улыбку.

Фарук приподнял одну бровь, показывая ей, что ее усмешка не осталась им незамеченной.

— А скажите-ка мне, мисс Монморанси, вы воображаете себя «абиссинской нежной девой, певшей в ясной тишине» или «женщиной, рыдающей о демоне»[3]?

Даже то, как изогнулись его губы, когда он говорил о героинях поэмы, взволновало Поппи. Она рассмеялась, чтобы скрыть собственное смущение.

— Я всего лишь дочь простого сквайра и, боюсь, никогда не рыдала о демоне и не пела в ясной тишине в образе абиссинской девы.

Фарук осторожно снял очки, держа их так бережно, словно они были сделаны из золота, а не из проволоки с обычным стеклом, и протянул Поппи и книгу, и очки.

— Почитайте мне, — попросил он.

— О, в этом нет необходимости! — удивленно воскликнула Поппи. — Если хотите, вы можете взять у меня очки на время и почитать книгу, когда вам захочется.

— Мне нравится звук вашего голоса.

Поппи его слова смутили окончательно. Учитывая ее обыкновение болтать одновременно обо всем и ни о чем, особенно когда она пыталась скрыть свою природную застенчивость, Поппи давно привыкла к тому, что собеседники старались избегать ее компании, сославшись на головную боль. Или на черную оспу.

Поппи была шокирована еще больше, когда султан улегся на сиденье скамьи, вытянул свои длинные ноги в просторных шароварах, скрестил лодыжки и положил голову ей на колени. Несколько мгновений она не то что читать — дышать не могла.

— Можете приступать! — скомандовал Фарук, высокомерно взмахнув рукой.

Поппи откашлялась. Возможно, такая ситуация — дело обычное, и султан всегда кладет голову на колени женщине, которая собирается ему почитать. Она судорожно вцепилась пальцами в обложку книги, приходя в ужас при мысли о том, что одна из ее рук может соскользнуть вниз, чтобы убрать густые черные как смоль локоны с его лба.

Каким-то образом книга открылась на последних строчках поэмы Кольриджа:

Затем, что он воскормлен медом

И млеком рая напоен.[4]

Нервный взгляд Поппи метнулся к корзине со сладкой выпечкой, стоявшей с другой стороны от нее.

— Не хотите отведать ктефы, пока я читаю, ваше величество? — предложила она. — Мне кажется, она еще теплая.

Фарук нахмурился, раздумывая над ее вопросом с таким видом, словно Поппи попросила его решить какую-то невероятно сложную математическую задачу, от которой зависело существование всей Вселенной.

— Кажется, да, — наконец сказал он. — Я бы отведал…

Сунув руку под алый платок, прикрывавший корзину, Поппи отломила щедрый кусок слоеного пирожного и протянула его султану. Взяв его из ее сладких пальцев, Фарук сунул ктефу себе в рот и стал с удовольствием жевать. А потом сделал то, чего Поппи от него никак не ожидала.

Султан Фарук ей улыбнулся.

На следующий день Кларинда лежала в шезлонге в одной из просторных комнат, расположенных в главном зале гарема. Пожилая женщина, у которой на подбородке было больше волос, чем в бороде Фарука, полировала ей ногти на ногах, когда в комнату вошла Поппи.

Вместо того чтобы обойти низкий столик, стоявший у нее на пути, Поппи с такой силой ударилась о него ногой, что Кларинда сочувственно поморщилась. Потирая ушибленную голень, Поппи захромала к оттоманке, обитой яркой парчой, которая стояла рядом с шезлонгом. Она плюхнулась не на середину оттоманки, а на ее край, отчего та так и подскочила в воздухе. Еще немного — и оттоманка непременно перевернулась бы, а Поппи оказалась бы на полу.

Кларинда уже решила, что столь странное поведение подруги вызвано какой-то неприятностью, поскольку выражение лица у Поппи было каким-то странным, но тут она заметила, что на нем чего-то не хватает.

— Господи, Поппи, где твои очки? — спросила Кларинда.

Казавшаяся еще более стеснительной, чем обычно, Поппи поднесла руку к переносице, словно ожидала нащупать их там.

— Не знаю, должно быть, я их где-то потеряла, — пробормотала она. — Ты же знаешь, какой пустоголовой гусыней я порой бываю. Боже мой, да сегодня утром я чуть не подожгла коробочку с рисовой пудрой, приняв ее за лампу!

— Вероятно, это случилось из-за того, что на тебе не было очков. — Не обращая внимания на недовольные восклицания пожилой женщины, Кларинда стала спускать ноги с края шезлонга. — Я с ума схожу от скуки, — промолвила она. — Почему ты не хочешь, чтобы я их поискала?

— Не-ет!!!

Удивившись столь бурной реакции подруги, Кларинда бросила на Поппи недоуменный взгляд.

Поппи, глаза которой еще мгновение назад были широко распахнуты от охватившей ее паники, быстро взяла себя в руки и примиряюще улыбнулась.

— Да нет, тебе ни к чему беспокоиться, — проговорила она. — И я уверена, что со временем они сами отыщутся — они всегда находятся. — Похоже, Поппи торопилась поскорее сменить тему разговора, поскольку, наклонившись к оттоманке, спросила: — Лучше скажи, капитан Берк уже составил какой-то план нашего спасения?