Рождество наступает все раньше - Валери Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я никогда ничего подобного не видел. Джастин, посмотри, какие зубки у твоей бабушки.
– Она про них все знает, – ворчливо сказала Мириам, суетливо расправляя подушки. – Давай я расскажу тебе об одном моем свидании.
– Вы ходили на свидание?
– Мой муж, Лу, умер шестнадцать лет назад.
– Нана много бывает на людях, ходит в рестораны – гордо сказала Джастин.
– Значит, мы пошли обедать. По-итальянски. По соседству. Мы вернулись домой. Он остался ночевать. Да, – продолжала Мириам, слегка волнуясь. – Это вас шокирует? Это шокировало твою мать, знаешь ли. Но Герман – человек воспитанный, – сказала она уважительно. – Начитанный и обученный разным вещам.
Последовала долгая пауза. Каким вещам? Мириам поигрывала тремя или четырьмя огромными кольцами на руках.
– А потом от него никакой весточки. – Она возмущенно посмотрела на Барри. – Разве это джентльмен?
– Не думаю, – тактично заметил он.
– Два дня я не получаю весточки. Три дня. Четыре дня. – Мириам переложила подушки. Она дрожащими руками открыла пузырек с таблетками, взяла одну мягкими, скользкими пальцами. Надела крышечку. Положила таблетку в рот. Запила таблетку, скорчив болезненную гримасу. Вздохнула.
Он больше не мог выносить этой недосказанности.
– ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ДНЕЙ мне звонит Луи Сапперштайн: ты слышала? Герман. – Она приподняла и уронила руку. – Умер. Сердечный приступ. – Она глотнула еще молока.
– Это не причина, чтобы не звонить, – заявил Барри, и Мириам так расхохоталась, что молоко брызнуло у нее изо рта. – Должен был позвонить. А в случае болезни или смерти у его сына есть еще двадцать четыре часа, чтобы позвонить.
Смех Мириам перешел в ужасный кашель.
– Я обожаю твоего ухажера, Джастин!
Рыжеволосая женщина в идеально подобранном зеленом с черным наряде вбежала, энергично стуча десятисантиметровыми каблуками-шпильками. Она встала перед ним.
– Я о тебе совершенно ничего не слышала, – сказала она, взмахивая головой. На ней было множество дорогих золотых украшений.
Барри встал и пожал ей руку. Мать Джастин дважды оглядела его с ног до головы и посмотрела прямо в глаза:
– Он женат?
– Я не женат, – сказал он; его это скорее позабавило, чем разгневало.
Кэрол нетерпеливо кудахтнула.
– Не ты, твой босс! Что?
– Вполне. – Ее лицо ничем не выдавало, чего ему еще ждать. – У него трое детей, – добавил он.
– Ладишь с ним? – спросила она, внимательно его разглядывая и разминая у себя за спиной ступни матери.
– Так далеко я не стал бы заходить.
Глаза у Кэрол были диковатые, но красивые, туманно-зеленые. Она, наверное, была восхитительна в молодости. Да и сейчас все еще была хороша – и, несомненно, посвящала этому много времени.
– Так я слышала, у тебя есть собственность в Вермонте?
Джастин мрачно взглянула на него, и он прочитал в ее взгляде «Расскажи ей все подробно, и я больше никогда не буду с тобой разговаривать».
– Нет, – сказал он, чувствуя себя двуличным, хотя говорил правду.
– Я думала, у тебя есть дом. Нет? – Джастин смотрела на нее не отрываясь, как школьница, и ее мать досадливо закатила глаза.
Школьница Джастин! Она так и встала у него перед глазами: сердитая девочка из «Спенса» в короткой яркой клетчатой юбочке и бунтарских желтых носках за столиком в «Баскин Роббинс». Кэрол похлопала Мириам поверх одеяла и воскликнула:
– Ну что, начнем?
Барри и Джастин вышли в белоснежную гостиную. Кэрол пела в спальне:
– Замарашка-черепашка!
Джастин повернулась к нему, как овечка, заблудившаяся в зарослях плюща.
– И что мне с ней делать?
– Замарашка-черепашка, кто у нас тут молодчажка?
– Это даже мило, – попробовал он, и выражение ее лица стало жестким.
– Тойка взуос'ых к нам пускают, – пела Кэрол детским голосом.
– Детка, иди помоги ее причесать, – нетерпеливо позвала она, будто Джастин уже давно должна была это сделать. Джастин, сердито топая, вышла, а Кэрол заняла место на диване рядом с Барри. Она открыла фотоальбом, лежавший на кофейном столике.
– Это тетя Эстер из Филадельфии. Умерла в двадцать четыре года.
– От чего?
– От лихорадки. Это мой отец. Это дядя Сол и кузен Рики, который бросил мои ключи от коньков в унитаз на втором этаже; тетя Бланш, и сестра Бланш, Фрида, и муж Фриды, Джо. Он изобрел телевизор задолго до того, как появились программы.
– Звучит довольно уныло. Она улыбнулась ему.
– И дочь Бланш, Татьяна, принцесса фей, она танцевала «Лебединое озеро» на каждой вечеринке. Боже, какая была зануда. – Тут мать Джастин заговорила с легким акцентом. – А вот Джастин. На Хэллоуине. Она была, попеременно, один год Золушкой, другой – принцессой. Золушка-принцесса.
Маленькая Джастин в детском парке «Рай Плэйленд». На лошади она выглядела сопливой маленькой задавакой. Он вернулся к Джастин-Золушке. Красивая девочка. Единственный ребенок. Была и разорванная фотография.
– Здесь был отец Джастин. – Ее мать указала длинным красным ногтем на уцелевшую штанину. – Он был сумасшедший. Представить себе не можешь, с чем мне приходилось мириться. Представить не можешь.
Джастин в колпаке и ночной рубашке.
– Я сказала ей: иди работать в юридическую фирму. На юридический факультет идут, чтобы выйти за студента. Если тебе нужен преуспевающий юрист, иди в юридическую фирму. Но ей нужно было самой стать юристом. Эй! – Она оглядела его с ног до головы. – А как вы встретились?
Послышался высокий надтреснутый вопль, и из комнаты выбежала Джастин.
– Консуэла! – закричала Кэрол, и с кухни рысью прискакала девочка; Кэрол вздохнула и вернулась в спальню.
– Что случилось? – спросил он вставая.
– Тебе это незачем знать, – мрачно сказала Джастин.
Это была чистая правда. А потом, к его удивлению, она поцеловала его в губы, страстно и крепко, при этом самым приятным образом ухватив его за задницу.
– Пока они там возятся, – проворковала она, нежно поглаживая его бедра.
– Но не настолько долго, – отозвался Барри, и все же они продолжали увлеченно целоваться под ослепительным светом электрических ламп. Он ее обожал.
В ресторане Кэрол немедленно устроила сцену.
– Мы специально просили вон тот столик, – сказала она властно, указывая на стол, за которым обедала очень милая семья. – Где Лоренцо?
Они стояли у двери и ждали появления волшебника Лоренцо, который взмахом руки сотрет с лица земли эту милую семью. Барри терпеть не мог таких людей: садись и ешь свой долбаный обед. Лоренцо извинился за этот чудовищный просчет. Кэрол согласилась сесть, пока, в дальней части ресторана, но только потому, что ее мать так слаба; она сказала это, не стесняясь присутствия Мириам, которая и виду не подала, что слышит. Ему совсем не понравилась Кэрол. И он не знал, что с этим делать.