Тысяча Имен - Джанго Векслер

Она перехватила взгляд Бобби. Графф был ветераном, да и Фолсом, похоже, знал, что к чему, но вот паренек явно растерялся.

– Старший капрал Форестер! Все ясно?

– Так точно, сэр! – машинально отозвался Бобби. Затем моргнул, и на его помертвевшем лице появились некоторые признаки жизни. – Не открывать огонь, пока они не приблизятся на двадцать пять…

– Верно. И делай что хочешь, но не допускай, чтобы парни отступили хоть на шаг. Ни одна лошадь в здравом уме не позволит бросить себя на штыки, но если они дрогнут…

Священник на гребне холма не дал ей договорить. Он пропел одну- единственную высокую ноту, протяжную, точно вой, умопомрачительно резкую и чистую. Звук этот мог бы показаться почти прекрасным, если б Винтер сразу не распознала его: тот же клич издавали искупители в столице, перед тем как поджечь костры еретиков. Всадники откликнулись многоголосым ревом, и в тот же миг оглушительно загрохотали копыта – вражеское войско ринулось вперед. Винтер даже отдаленно не могла представить его численность – несколько сотен, а то и больше…

– По местам! – скомандовала она капралам и бросилась бегом к южной стороне каре, напротив которой священник в черном собрал самые значительные силы. Надсаживая горло, Винтер сипло прокричала: – Не стрелять! Первая шеренга, на колено – и полная готовность вести огонь по моему приказу! Вторая шеренга – не стрелять! Не стрелять!

Всадники ехали вначале медленно, с осторожностью пробираясь вниз по крутому каменистому склону, но едва тот сделался более пологим, прибавили ходу. Расстояние между ними и ворданаями стремительно сокращалось. Семьдесят ярдов, шестьдесят, пятьдесят…

– Не стрелять, мать вашу! – завопила Винтер и услышала, как все три капрала подхватили ее крик. Голос Бобби срывался на дрожащий визг, зато гулкий бас Фолсома заглушил грохотанье копыт.

Из несущейся в атаку орды прозвучали выстрелы. На сей раз стреляли только из винтовок, да и дистанция уменьшилась. Почти все пули пролетели мимо, но прямо перед Винтер один солдат глухо замычал, словно от удивления, и осел на землю. Позади нее раздался пронзительный вскрик.

Тридцать ярдов. Всадникам пришлось сомкнуться, чтобы выровнять линию наступления с недлинной шеренгой каре, и теперь они скакали бок о бок, в пять рядов. На скаку они размахивали копьями и саблями, серокожие лица исказила ярость. На груди у каждого краснел огненный знак Искупления. Двадцать пять ярдов.

– Первая шеренга, пли! – пронзительно выкрикнула Винтер, и почти сразу капралы повторили этот приказ.

На миг все четыре стороны каре очертило пламя, изжелта-розо- ватые всполохи, исторгнутые дулами мушкетов; и вдогонку за пламенем заклубился пороховой дым. Противник сбился так тесно, что промахнуться оказалось почти невозможно, и все пули, выпущенные первой шеренгой, попадали либо в коней, либо во всадников. Люди вылетали из седел, точно от оплеухи невидимого великана; лошади жалобно ржали и валились наземь, вдавливая в каменистую почву своих наездников. Всякий упавший конь увлекал с собой еще двоих-троих, и так на поле боя образовалась груда неистово бьющихся животных и дико вопящих людей. Те, кто скакал сзади, поворачивали в стороны, чтобы избежать столкновения, а самые отчаянные пришпоривали коней, норовя перепрыгнуть препятствие. Ряды врага поредели, строй нарушился, но орда тем не менее приближалась.

– Вторая шеренга – по моей команде! – выкрикнула Винтер, не зная даже, слышит ли ее за всем этим гамом кто-то, кроме стоящих рядом солдат. – Первая шеренга – на месте!

Она услыхала зычный бас Фолсома и краем уха уловила писклявый голос Бобби, распекавшего своих подчиненных словами, которых мальчугану его возраста и знать-то не полагается. Всадники были уже так близко, что, казалось, весь мир за пределами синего квадрата заполнили кони и орущие во все горло люди.

Солдаты в передней шеренге ворданаев уже опустились на одно колено, чтобы освободить для второй шеренги сектор обстрела, и уперлись прикладами мушкетов в землю. Штыки их образовали сплошную линию стальных лезвий, направленных на приближавшегося противника, и если у людей хватило бы глупости попытаться на полном скаку штурмовать эту преграду, то лошади были гораздо умнее. Они пятились, бросались из стороны в сторону, чтобы не наткнуться невзначай на штыки, однако лишь сталкивались с теми, кто точно так же метался рядом. Иные всадники обуздали коней и сумели остановить, удержать их у самой линии штыков, но и им приходилось быть начеку, чтобы не столкнуться с теми, кто непрерывно напирал сзади.

За считаные секунды орда воинственно вопящих всадников превратилась в беспорядочную толпу ожесточенно толкавшихся людей и пятившихся в испуге коней. Те, что оказались вплотную к каре, молотили копьями и саблями по остриям штыков, безуспешно пытаясь их раздвинуть. Где-то щелкнул пистолетный выстрел, и один из солдат в шеренге Винтер повалился навзничь, зажимая руками кровавое месиво, в которое превратилось его лицо. В шуме, реве и суматохе никто не расслышал его крик.

– Вторая шеренга, пли!

Винтер так и не поняла, услышали ее солдаты или же просто больше не могли ждать. Грохот сорока мушкетных выстрелов ударил по ушам, точно дубиной, и все вокруг заволок едкий пороховой дым. Последствия этого залпа для всадников оказались ужасающи. На таком близком расстоянии мушкетная пуля пробивает плоть и кости, как мокрую бумагу, и на вылете у нее хватает еще мощи убить другую жертву. Вдоль всего строя падали и бились в предсмертных судорогах кони, кричали во все горло люди, осыпая друг друга бранью. Еще несколько выстрелов прозвучало вдогонку – то ли кто-то из солдат промешкал, то ли спохватились враги.

– Первая шеренга – на месте! Вторая шеренга – заряжай!

Если бы искупители были в состоянии поднажать, они, по всей вероятности, прорвали бы строй каре. Пока во второй шеренге отомкнули штыки и торопливо, заученными движениями забивали в стволы порох и пули, первая шеренга – тонкая линия стальных лезвий – ненадолго оказалась в одиночестве. Однако недавний залп изрядно проредил атакующую орду, а те, кто уцелел, едва справлялись с обезумевшими от страха лошадьми, не говоря уж о том, чтобы погнать их вперед прямо по еще трепещущим телам погибших. На флангах уже появились первые дезертиры, без лишнего шума, бочком отступавшие прочь.

Полминуты. «Слишком медленно», – мелькнуло в голове Винтер. И вторая шеренга снова вскинула на изготовку мушкеты. Всадников, стремящихся покинуть поле боя, заметно прибавилось.

– Вторая шеренга – пли!

Грянул второй залп, не настолько слаженный, как первый, но почти такой же действенный. В один миг всадники обратились в бегство, покидая поле боя с той же безрассудной прытью, с которой совсем недавно неслись в атаку. Хриплый многоголосый крик вырвался у ворданаев при виде того, как противники бросились врассыпную. Голос Винтер рассек этот шум, точно острый нож:

– Первая шеренга – заряжай! Вторая шеренга – на месте!

Сквозь изодранные клочья дыма Винтер различала, что священник в черном все так же стоит на гребне холма, окруженный внушительным отрядом. Первая волна нападавших стремительно рассеивалась во всех направлениях, но некоторые всадники, оказавшись на безопасном расстоянии, тут же разворачивали коней. Другие все еще бежали, не обращая внимания на оклики сотоварищей. За пределами каре, над полем боя разносились душераздирающие крики и стоны изувеченных людей и животных.