Светлый демон - Сергей Бакшеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковник в который раз извлек из стола тонкую папку с информацией на четырех солдат, которых он нанял для охраны лаборатории. В современную армию редко попадают благополучные дети, по крайней мере, в батальон, затерянный в уральских лесах. А вот тех, за кого никто не заступится, в здешних частях хоть пруд пруди. Из подобных доверчивых бедолаг полковник и выбрал охранников.
Зашуршала бумага, пальцы извлекли нужные листки. Николай Субботин. Круглый сирота с обычной биографией. Детский дом, школа-интернат, армия. Если не вернется по месту призыва, никто и не хватится. Тем более его единственный дружок Александр Глынин уже в земле. Оба из одного интерната, который расположен в доброй тысяче километров от Валяпинска. Это хорошо. Среди местных у них не может быть знакомых.
Хотя…
Барсуков уже хотел убрать бумаги, как взгляд натолкнулся на адрес детского дома. Это же в соседней области, прямо на границе! Интернат далеко, туда мальчика перевели в семь лет, а детский дом, где он воспитывался до этого, рядом. Родители неизвестны. Фамилию дали в детском доме при поступлении. Субботин! А дата рождения…
Полковник заскрипел зубами.
Не может быть!
– Привет, старина! – Я как следует встряхиваю старшего сержанта патрульно-постовой службы, чтобы он пришел в себя после удара по голове и падения из вагона.
Слышится мычание. Уже неплохо. Я шлепаю его по щекам. В глазах появляется осмысленное выражение. Пора. Две петли накрепко цепляют руку мента к вагонному поручню. После секундного колебания я привязываю вторую его руку к рельсу. Он становится похож на перекошенного пьяницу, распахнувшего кривые объятия.
– Кто ты? – пучит сержант глаза.
– Тебя в милицию Барсук взял? За исполнительность?
– Ты кто?
– А ты туповат. Поэтому и не выслужился. Придется напомнить. Ты приехал за мной вместе с Ириной Жарковой, на мотоцикле. Отвез в общежитие. Я была с маленьким ребенком. Вспоминаешь?
В его физиономию будто впивается пчела. Он дергается, пытается отстраниться.
– Как?.. Как ты меня нашла?
– Память – хреновая штука, старик. Я вспомнила твой длинный нос и имя Гера. Ведь это означает Георгий? Дальше просто. Ты любишь фотографироваться в форме и выкладывать фотки в «Одноклассниках». Там-то я узнала твое место службы и фамилию, старший сержант Караваев.
– Развяжи, сука.
– Как тебя звала Жаркова? Гера-Геракл? Так она нахваливала твое достоинство? А ну-ка дай мне его. – Я вцепилась в мошонку, безжалостно сдавила яички. Нет лучшего способа общаться с ублюдком, когда требуются быстрые ответы. – Еще я разговаривала по телефону с девчонкой, которую вот тут на вокзале в дежурке месяц назад вы поимели хором. Она обратилась к вам, потому что ее обокрали. У нее не было документов, и вы потешились. А потом в награду вернули паспорт. А ведь он у вас был с самого начала? Отвечай!
– Да. Паспорт скинули.
– Ты узнал, что она из интерната, и изнасиловал ее первый. Ты и раньше интернатских девчонок за людей не считал.
– Что тебе надо? – мычал Караваев.
– По-моему, тебя Жаркова перехваливала, сморчок занюханный. – Я безжалостно сжала пальцы.
– Отпусти!
– Это вначале для Жарковой ты был Гераклом. В последний год она дразнила тебя Караваем. Так?!
– Ммм, да!
– Я разгадала ее последние слова.
– Какие слова?
Долгие годы я была уверена, что, падая в реку, Жаркова выкрикнула «Это кара!» – то есть возмездие. Всё, что произошло со мной в тот день, когда Мир Рухнул, она устроила, чтобы наказать меня за отнятого жениха. Но недавно во сне я в деталях увидела эту ужасную сцену и услышала ее предсмертный крик по-другому: «Это Ка-ра-вай!» Я проснулась и не могла понять, о каком каравае меня предупредили? И тогда я вошла в социальные сети. Я почти никого не знала из выпускников валяпинских школ, но эту носатую рожу на фотографии вспомнила сразу. Милиционер стоял у входа в комнату милиции при железнодорожном вокзале. Он чувствовал себя местным царьком. Георгий Караваев. Гера Каравай!
– Ты видел меня, когда я стояла на обрыве с ребенком? Ну!
– Да-а-а.
– И что ты сделал?
– Я не трогал тебя!
– Ты же мог спасти девчонку, которую обманул!
– Ты сама. Сама!
– Вместо этого ты крикнул! Что?
– Чтоб ты сдохла, сука!
– Сука – это мать щенков. Этим словечком меня не проймешь. Даже в тот день! Ты хотел увидеть триумф своего плана. Говори, как было дело!
– Это была шутка.
– Что?! – Наверное, я слишком сцепила пальцы и дернула кисть. Его глаза лезут на лоб. Я ослабляю хватку. – Рассказывай быстро, подонок!
– Ирка меня достала. Она цеплялась за меня, а сама хотела вернуть твоего мужа. Она говорила только о нем и о тебе. Она мне смертельно надоела своим нытьем, и я предложил ей соблазнить Кольку Демьянова, хотя бы для видимости. Она бы ласкалась с ним, а я в это время привез тебя, чтобы ты увидела измену. Ты же чокнутая, помешана на семье и преданности, тебя бы это убило.
Он осекся, сказав неосторожное слово, и сморщился в ожидании боли.
– Говори! – требую я.
– У Ирки ничего не получилось. Коля не поддался. Но она вцепилась в эту идею и хотела вас рассорить. Тогда я вспомнил про Барсука. Он ходил к твоей подруге, а со спины, да еще в темноте, напоминал его.
– С Леной был Барсуков?
– Да! И он был в курсе нашего плана, занавесил окно, но не закрыл дверь! А твоего благоверного я позвал для перевозки мебели. Но никакой мебели не было! Мы усадили его в общаге пить пиво, и я подбросил в комнату Ленки его куртку!
– Сволочь!
– Отпусти меня, я всё сказал.
– А Лена? Она тоже была заодно?
– Нет. Бабы дуры, им не понять красоты замысла.
– Красоты?!
– Это была только шутка!
– Ах, шутка. Ты тихо посмеивался, когда я потеряла голову. Ты ржал, когда я не в себе стояла у обрыва. А чтобы совсем стало весело, ты подтолкнул, крикнул в спину что-то мерзкое!
– Я не хотел.
– Сейчас я тоже пошучу. – Я убираю руку. – Слышишь? Поезд отправляется.
Его глаза, успевшие расслабиться, захлестывает новая волна ужаса. Он распят между вагоном, готовым тронуться, и неподвижным рельсом. Рука нервно дергает веревку.
– Бесполезно. Я умею вязать узлы.
Он пытается достать зубами до пластиковых петель.
– Не получится. Зубки сломаешь.
– Развяжи меня! Это убийство!
– А мне кажется – хорошая шутка. Я попробую смеяться. Ты громко смеялся там, на берегу, когда меня не стало? Когда погиб мой ребенок!