Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф

К тому времени немецкий народ достиг такого душевного состояния, что с готовностью воспринял идеи революционного переворота, внушаемые вражеской пропагандой и большевиками, а Независимая социал-демократическая партия Германии постаралась донести эти идеи до солдат сухопутных войск и матросов военно-морского флота. Очень скоро эти ложные учения овладели широкими массами. Немецкому народу в тылу и на фронте был нанесен смертельный удар.

Когда я вступил в должность первого генерал-квартирмейстера, Германия еще находилась в самом начале этого развития; его своеобразие и дальнейший путь еще четко не просматривались. Одно было предельно ясно: ОКХ не имело права сложа руки взирать на происходящее.

Продовольственная блокада уже не сказывалась столь жестоко: с захватом Румынии мы пробили в ней солидную брешь. Найдем ли мы другие возможности для уменьшения последствий блокады и как их используем, этого не знал никто.

Перед вражеской пропагандой мы были практически бессильны, как кролик перед змеей; эта пропаганда велась настойчиво и чрезвычайно умело, аргументы подбирались ловко, доходчивые и понятные широким массам, хороши были любые средства.

А немецкий народ, еще не освоивший искусство молчания и не познавший ему цену, своими излишне откровенными статьями, речами и поступками сам указывал пропагандистам противника на собственные слабые места, на которые следовало воздействовать.

Это в немецкой среде родилось выражение «прусский милитаризм», хотя именно «прусский милитаризм» всегда являлся воплощением духа беззаветной преданности своему долгу; именно он создал мощную Пруссию и обеспечил Германии великолепный путь развития. Второстепенные, побочные признаки выставлялись в качестве основополагающих характеристик милитаризма и не замечалась исходящая от него национальная объединяющая сила. Нужно его не осуждать, а облагораживать.

Антанта прекрасно знала эти сильные стороны «прусского милитаризма» и потому сознательно выступала против него. Теми же соображениями противник руководствовался, разжигая в Германии страсти против офицерского корпуса – верной опоры государственной власти. Враг знал, что делал, когда организовывал в Южной Германии подстрекательскую кампанию против Пруссии и кайзера, символа имперского единства, и обещал немецкому народу горы золотые, если он освободится от монарха и власти княжеских династий.

Позднее вражеская пропаганда занялась и моей особой. Нужно было посеять в народе и в войсках недоверие к действиям ОКХ, подорвать веру в победоносный исход войны, принизить фронтовых бойцов, мужественно противостоявших любым козням Антанты.

Противнику удалось, пользуясь нашими демократическими воззрениями, представить в Германии и во всем мире нашу форму правления как автократическую, хотя германский кайзер и приблизительно не обладал той полнотой власти, которой располагал президент Соединенных Штатов, и наш закон о выборах в рейхстаг, действительно представительный орган народа, был намного демократичнее аналогичных законодательств множества других стран.

Вражеская пропаганда все настойчивее стремилась расколоть немецкую нацию, внести разлад в германское государство, разъединить народ с его монархом и правящими княжескими династиями, т. е. совершить в Германии политический переворот.

Противник ясно представлял себе, как слова «мир путем переговоров», «послевоенное разоружение» и «Лига Наций» могли воздействовать на аполитичных и миролюбивых немцев, измученных длительной войной, которые жадно внимали, сознательно или бессознательно обманывая себя, этим соблазнительным дьявольским речам. А потому утверждение о том, что якобы лишь планы Германии по установлению мирового господства явились причиной войны и продолжают препятствовать заключению мира между воюющими странами, охотно принималось за истину.

На самом деле германское правительство в период после правления Бисмарка не имело никакой другой, более важной внешнеполитической цели, кроме сохранения мира на земле. О господстве в международных делах оно и не помышляло, хотя, быть может, и стремилось расширить колониальные владения Германии. Немецкому народу было вполне достаточно воссоединения немецких земель и создания собственного государства. Увеличение колониальных владений и повышение мирового статуса Германии через приобретение новых рынков сбыта диктовалось насущной необходимостью. Но достичь всего этого можно было только силой; германское же правительство выступало за мирное соревнование при полном равноправии сторон. Подходя к проблеме чисто по-деловому и полагаясь на хрестоматийные представления о справедливости, оно упустило из виду, что для других народов, претендующих на мировое господство, эти понятия неотделимы друг от друга.

Как оборонительную войну можно выиграть только нападая, так и мир сохранить можно лишь проводя ясную энергичную внешнюю политику, руководствуясь четкими критериями. Однако немецкая внешняя политика была совсем другой: непредсказуемой и крикливой. Этим воспользовались страны, настроенные к нам враждебно, чтобы объединиться против Германии. Согласились действовать против нас сообща даже государства, которые до тех пор находились в ссоре. Мы же в этот грозный час проявили неуверенность и колебания, что, естественно, не прибавило нам друзей.

Реальные планы мирового господства предполагают наличие сильно развитого национального самосознания. А мы его, несмотря на образование целостного государства, так и не обрели, и правительства после Бисмарка ничего не сделали, чтобы исправить этот недостаток. Более того, мы лишились даже того немногого, что уже имели, вместе с политической энергией и волей. Мы мыслили исключительно категориями немецкого федерализма и были чересчур разобщены. Поспешив выйти на мировую сцену без национального самосознания, мы своим космополитическим мышлением, сформировавшимся под влиянием чужеземных идей, не смогли найти сбалансированного различия между национальным и интернациональным, между нашими интересами внутри страны и за рубежом.

Вовсе не мифические планы мирового господства и якобы националистическая политика германского правительства угрожали мировому сообществу в 1914 г. и препятствовали прекращению войны в последующие годы, как утверждала вражеская пропаганда. Но ее вдохновители вовсе и не собирались говорить правду, а лишь хотели расшатать сплоченные ряды немецкого народа, ослабить его волю к победе и внушить ему полезные для противника мнения и взгляды.

В конце концов появился лозунг о праве нации на самоопределение; идея на первый взгляд будто бы и правильная, но без применения насилия неосуществимая, если на одной территории, как в большинстве случаев, проживают вперемешку представители различных народов. Этот лозунг больше задевал Австро-Венгрию, чем нас, однако и нам он нанес немалый ущерб вследствие его предвзятой интерпретации, окрашенной страхом и ненавистью и неверного истолкования его смысла солдатами на фронте.

И в конце концов – особенно это сделалось заметным в начале 1918 г. – стала практически открыто пропагандироваться не только политическая, но и социальная революция. Война представлялась затеей крупной буржуазии, обогащавшейся за счет рабочего класса, а победа Германии – несчастьем для пролетариата.