Браслет императрицы - Наталья Александрова

Условились встретиться в два часа в пиццерии на Невском.

Надежда едва не опоздала, потому что минут сорок пыталась замазать раздражение на лице, которое получилось от приклеенного вчера скотча. Какие-то подозрительные вокруг рта были красные пятна, и кожу здорово стянуло.

Люська уже махала ей весело с самого дальнего столика.

– Что-то больно ты сияешь, – улыбнулась Надежда.

– Не говори, Надя! – Люська бросилась обниматься. – Счастье подвалило, откуда не ждали! Брат у меня двоюродный разбогател!

– Что – так вдруг? – удивилась Надежда.

– Да нет, он давно еще в Тюмень поехал деньги зарабатывать, там и остался. А теперь вернулся, нужно как-то устраиваться, а у нас дом в Бернгар-довке, от деда еще остался. Ну, по наследству сначала мамам нашим перешел, а потом нам с Игорем. Дом старый, конечно, но участок огромный. Задумал братишка там хоромы строить, ну и откупил мою долю. По-честному заплатил. Теперь хватит на квартирку маленькую. А если не хватит – у брата займу, потом отработаю.

– Ну, я за тебя рада! – сказала Надежда, принимая из рук официанта две огромные пиццы.

– А уж я-то как рада! – Люська схватила свою пиццу. – Ужас как хочется покоя!

– Да ну? – недоверчиво прищурилась Надежда. – А я думала – тебе работа нравится.

– Дом свой хочу. – Люся отложила вилку. – Чтобы никто под ногами не толокся, чтобы самой все устроить, чтобы ужинать с сердечным своим другом спокойно, а утром завтракать… Знаешь, как надоело с сыном договариваться, чтобы он попозже пришел. Не могу же я при нем… неудобно как-то. Ой, Надя, какая ты счастливая, что у тебя все хорошо! Муж замечательный, квартира, можно не работать…

– И у тебя все будет теперь хорошо! Раз такие перемены!

– А нашу квартиру сыну младшему оставлю и бывшему своему! – тараторила Люся. – Пускай сами разбираются, мне теперь по барабану.

– Невестка-то небось довольна, что папашу к ним прописывать не надо?

– Ой, не то слово! – засмеялась Люся. – Не веришь – мне сумку итальянскую на радостях подарила, вот смотри!

– Отличная вещь! – восхитилась Надежда. – Хорошая фирма, дорогая.

– Надя, – Люська отодвинула пустую тарелку, – что мы все обо мне. Ты меня зачем звала? Уж не просто так поболтать…

– По-твоему, я не могу с подругой пообщаться? – вяло ответила Надежда.

– Ой, Надька, все знают, что просто так ты ничего не делаешь! – засмеялась Люся. – Я в том плане, что какие-то у тебя насчет меня есть мысли. Ты, видишь ли, не такая женщина, чтобы от скуки по магазинам болтаться и в кафе рассиживаться, уж это я точно знаю. Надька, не трать свое и мое время, говори, что у тебя на уме!

– Ладно, – Надежда с удовольствием приняла из рук официанта чашку капучино с пышной кремовой пенкой, – можешь ты у своей невестки приватно выяснить имя того человека, который дал на выставку автопортрет Нининой бабки?

– А тебе зачем? – Люська едва не подавилась от удивления.

– Слушай, когда тебе было надо меня на выставку эту вытащить, я же не спрашивала, собралась и приехала! – заворчала Надежда.

– Точно. Только я не хочу, чтобы у Алены неприятности были. Информация-то закрытая, она же говорила. Так что давай уж, рассказывай подробно.

– Тут понимаешь такое дело… – забормотала Надежда, – похоже, наша Нина Ч. в неприятности большие угодить может…

Осторожно подбирая слова, она рассказала Люсе про свою встречу с Ниной после выставки.

– Понимаешь, пока сидели, разговаривали – Нинка нормальным человеком казалась, расстроенная, конечно, а так вполне здраво рассуждает. А как только муж позвонил – так сразу голос фальшиво-радостный, меня отшила и бегом к своему Герочке. Люська, ты меня сто лет знаешь, я по пустякам заводиться не стану!

– Точно! – кивнула Люся.

– А я и раньше ловила его на некоторых нестыковках, – ободрилась Надежда, – так что решила это дело прояснить. И позвонила Пашке Пантюхину, он в Псковском политехническом учился. И вот вчера он совершенно определенно сказал, что Георгий Шмелев умер пять лет назад. Замерз где-то в деревне по пьяному делу.

– Точно, муж у Ленки из Пскова… – протянула Люся.

Чтобы не грузить подругу лишней информацией, Надежда решила не касаться подозрительной истории с Рукавицыным, тем более не упоминать Мясникова.

– Получается, что муж у Нинки жулик и хочет оттяпать у нее квартиру, – медленно сказала Люся, – я так и знала, кто еще на этот дурехе женился бы…

– Да нет, там сложнее… возможно, он не жулик, а псих. Нинка говорила – он просто помешан на ее покойной бабке, все расспрашивает, выведывает, все ищет по квартире, а чего ищет – ей не говорит. Велел ей связаться с тем человеком, чья картина на выставке. Что уж он там хотел выяснить, не знаю. Вот я и решила сама с тем человеком связаться. Или хоть узнать, кто он такой…

– Ищет, говоришь, – спросила Люся, глядя перед собой невидящими глазами, – слушай, Надя, а ведь я, пожалуй, знаю, что он ищет…

– Да откуда ты знаешь?

– Послушай, Надя, что я вспомнила! – Люся схватила Надежду за руку. – Надо же, столько лет не вспоминала, а тут вдруг так ясно вспомнила, как перед глазами стоит…

Она молчала и смотрела не на Надежду, а куда-то прямо перед собой, на что-то, что видела только она одна.

– Ну, и что ты такое вспомнила? – Надежда напомнила ей о своем существовании.

– Вот что, послушай… – Люся повернулась к подруге, как будто только сейчас ее увидела. – Я тебе не говорила, что раньше, когда учились, мы с Ниной вроде дружили… И время от времени заходили мы к ее бабушке. Только она с меня слово взяла – никому про это не говорить. Ну, интересно мне было – такая большая квартира, картины, скульптуры, прямо как в музее. Нигде больше такого не видела. И вот как-то раз сидим мы с Нинкой, к экзамену готовимся… вроде бы на следующий день у нас по теормеху экзамен был… или нет, не по теормеху, по физике… или по электронным цепям…

– Ну, не важно, по теормеху или по цветоводству, – подтолкнула ее Надежда. – Не отвлекайся.

– Ну да… домработница принесла нам чаю и ушла. Да, у бабки же домработница была – по тем временам настоящее чудо. Правда, противная тетка, злющая и уродливая – настоящая баба-яга. Ну, ушла она, и тут мне в туалет захотелось. Я примерно помнила, где у них в квартире был туалет, Нинку отвлекать не стала, вышла из комнаты, пошла по коридору, да видно, не туда куда-то свернула… ты же помнишь – квартира у них огромная и запутанная, как лабиринт – коридоры, тупики, двери, еще и лестницы… в общем, чувствую, что заблудилась. Ни туалет не могу найти, ни ту комнату, где мы с Нинкой занимались. Тут слышу, ковыляет по коридору эта их домработница… вот, даже имя вспомнила – Шура ее звали. И тут мне так с ней не захотелось сталкиваться! Понимаешь, она и вообще-то жутко противная была, а меня особенно невзлюбила. Так на меня смотрела, как будто я в дом обманом проникла, чтобы украсть что-нибудь. Мне все время казалось, что она после моего ухода ложки чайные пересчитывает. А сейчас, если встретит меня в коридоре, невесть что подумает… в общем, чтобы с ней не столкнуться, юркнула я в ближайшую дверь. И оказалась в мастерской Нинкиной бабушки. Только попала я в нее не через главный вход, а оказалась на галерее, которая проходит вокруг мастерской под самым потолком. Ты ведь там была, помнишь, что в этой мастерской наверху галерея, снизу на нее лесенка ведет…