Святослав - первый русский император - Сергей Плеханов

Наконец, когда все средства для борьбы были истощены и в Дористоле настал ужасный голод, Святослав решился просить мира. Цимисхий охотно согласился: хотя Греки не имели ни в чем недостатка и получали подкрепления, однако и они были утомлены такою отчаянною обороною, и они сильно желали мира. Русский князь обязался выдать всех пленников, сдать Дористол и уйти из Болгарии. Он обязывался и впредь не помышлять о войне с Греками, не нападать на греческие владения в северном Черноморье, именно на Корсунскую область, а также на страну Дунайских Болгар, и не только самому не нападать, но препятствовать в том и другим неприятелям Греков. Обязательства эти Русь должна была подтвердить обычною клятвою на своем оружии, Перуном и Волосом. С своей стороны император давал Руси свободный путь для возвращения в отечество; а также согласился по-прежнему допускать русских торговцев в Византию и обходиться с ними по-дружески. Договор заключен синкелом Феофилом от имени Цимисхия и двух молодых императоров, братьев Василия и Константина. А с русской стороны в грамоте, писанной под Дористолом, кроме Святослава, упоминается только один воевода Свенельд, по всей вероятности, занимавший теперь первое место после князя.

Цимисхий велел раздать голодающей Руси хлеб, по две меры на человека. Византийский историк Лев Диакон говорит, что из 60 000 приведенных Святославом в Болгарию насчитали теперь только 22 000. Но и из этого числа едва ли более половины оставалось способных к бою. При заключении договора Святослав попросил о личном свидании с императором и получил согласие. Они свиделись на берегу Дуная. Цимисхий явился на коне, покрытый своим позлащенным вооружением; за ним следовал отряд всадников в блестящих доспехах. А Святослав подъехал к берегу в ладье, причем действовал веслом наравне с прочими гребцами. Греки с любопытством рассматривали наружность русского князя. Он был среднего роста, статен, широкоплеч и с мускулистой шеей; имел голубые глаза и густые брови, нос немного плоский, подстриженную бороду и длинные усы. С его оголенной головы спускался на бок локон волос, по обычаю знатных русских людей. В одном ухе он носил золотую серьгу, украшенную рубином и двумя жемчужинами. Выражение его лица показалось Грекам суровым и мрачным. На нем был наброшен белый плащ, такой же, как и у всех его товарищей. Не выходя из ладьи, он через переводчика поговорил немного с императором и отъехал назад. По всему вероятию, при этом свидании Святослав просил императора, чтобы он потребовал от Печенегов свободного пропуска Руссов в отечество. Цимисхий обещал.

Когда Русь села на свои суда и удалилась, император занял Дористол и другие дунайские крепости, а затем воротился в столицу. Победа над таким храбрым неприятелем, какова была Русь, и избавление империи от грозного Святослава покрыли Цимисхия громкою славою. Патриарх, епископы, сенаторы и огромная толпа византийских граждан встретили его за стенами города с победоносными песнопениями и поздравлениями. Ему поднесли скипетры и золотые венцы и подвели триумфальную колесницу, запряженную белыми конями. Император принял венцы и скипетры, но отказался сесть на триумфальную колесницу и велел поставить на нее взятую в Болгарии икону Богородицы; сам же следовал за нею на своем быстром коне, увенчанный диадемою. Столица принимала его, изукрашенная лавровыми ветвями, коврами и другими разноцветными тканями. Прежде всего император отправился в св. Софию, где совершил благодарственное моление и посвятил храму дорогой венец болгарских царей. Затем он вступает на форум Августеон, сопутствуемый пленным болгарским царем Борисом, и здесь в присутствии народной толпы приказывает ему снять с себя царские знаки, т. е. шитую золотом и осыпанную жемчугом шапку, багряный плащ и красную обувь. Вместо них Борис получил достоинство римского магистра. Таким образом, знаменитое царство Дунайских Болгар, сломленное руками единоплеменной им Руси, объявлено простою областью Византийской империи.

Гибель Святослава

Между тем, пользуясь отсутствием русского князя и войска, хищные печенежские орды до того усилились, что во время пребывания Святослава в Болгарии напали на самый Киев и едва не овладели русскою столицею. Посольство, отправленное Цимисхием к этим кочевникам, предложило им вступить в союз с Греками; причем потребовало, чтобы они не переходили Дунай для опустошения Болгарии и не препятствовали возвращению Руссов в отечество. Печенеги согласились на первое; но в последнем требовании отказали. Так повествуют византийские историки. Сомнительно, чтобы Греки искренно хлопотали о безопасности Руссов. Вероятнее, что они действовали при этом не без лукавства и не прочь были погубить такого предприимчивого, опасного соседа, каким был Святослав.

Узнав, что Печенеги заступили дорогу, русский князь зазимовал в Белобережье, где-то около Днепровского устья. Здесь русская рать принуждена была терпеть страшную нужду в пище и питалась кониною; но и та была так дорога, что приходилось платить по полугривне за конскую голову. Князь, конечно, поджидал помощи из Киева. Но, очевидно, или в Русской земле в то время дела находились в большом расстройстве, или там не имели точных сведений о положении князя, – помощь ниоткуда не приходила. На весну Святослав решился оружием пробиваться в отечество. С остатком своей рати он поплыл в ладьях по нижнему Днепру; но около порогов Русь должна была выйти на берег и идти степью, так как на ладьях невозможно было пройти пороги против течения. Тогда-то подстерегавшие Руссов печенежские орды окружили их, конечно, в удобном для себя месте. Произошла отчаянная сеча. Святослав пал, и только немногие Руссы успели воротиться в Киев с воеводою Свенельдом (972 г.). В русской летописи сохранилось известие о каком-то упрямстве князя, который не послушал совета Свенельдова, не пошел в Киев окольным путем, а с свойственною ему отвагою хотел пробиться сквозь Печенежскую орду. Та же летопись прибавляет, что печенежский князь Куря велел череп Святослава оковать металлом и на пирах пил вино из этой чаши – обычай, существовавший не только у диких турецких кочевников, но даже у германских и славянских народов во времена их варварства.

Так погиб знаменитый русский князь, которого излишняя отвага и жажда к завоеваниям завлекли слишком далеко.

* * *

О походе 943–944 гг. на Берду упоминают следующие восточные писатели: армянский Моисей Каганкатоваци, живший в конце X века, персидский Низами в XII веке; арабские: Якут, Ибн Эль Атир и Бар-Гебрей или Абульфарадж в XIII в., Абульфеда в XIV в. и некоторые другие, более поздние. Наиболее обстоятельный рассказ дает Ибн Эль Атир в своей «Полной летописи». См. упомянутый выше Каспий Дорна стр. 495 и след. Здесь сведены все известия об этом походе. Прежде Дорна тому же предмету посвящены были труды ориенталистов: Эрдмана – De Expeditione Russorum Berdaam Versus, auctore Imprimis Nisamio (Casani. 1826–1827, два тома) и Григорьева. – О древних походах Руссов на восток (Журн. М. Н. Пр. за 1835 г. ч. V). До какой степени Руссы прославились на востоке своими походами в Каспийское море и в Закавказье, показывает особенно произведение Низами, персидского поэта XII века. Он написал большую поэму «Искендер Наме», в которой воспевает подвиги Александра Македонского; чтобы возвысить его еще более, он заставляет Александра предпринять победоносный поход против неукротимых Руссов для освобождения города Берды. Французский перевод той чести поэмы, которая касается Руссов, издал Шармуа под заглавием: Expedition d'Alexandre le Grand contre les Russes, St.-Ptrsb. 1827. О поэте Низами и его известии о походе Руссов см. еще Сборник матер, для описания места и плем. Кавказа. Вып. 26. Тифлис. 1899.