Убийство в Брайтуэлле - Эшли Уивер

– Нет, – примирительно покачала я головой, – не нахожу.

Майло снова улыбнулся мне улыбкой, не выдававшей его чувств.

– Твое молчание более красноречиво.

Он хотел было встать, но я удержала его за руку:

– Пожалуйста, Майло, не будем ссориться.

– Я вовсе не намерен с тобой ссориться, дорогая, но сейчас глубокая ночь, и я хочу спать.

– У меня просто… голова идет кругом.

– Это вполне понятно.

В его голосе снова послышалось вежливое равнодушие. Ему до смерти надоел наш разговор, а может, до смерти надоела я. Я убрала руку, и Майло встал, взяв курс на кровать.

– Если не возражаешь, я бы попытался до завтрака немного поспать.

Я вдруг разозлилась и на себя, и на него:

– Так нельзя, Майло.

Я тоже встала. Майло обернулся на меня, приподняв брови:

– Правда? Я, признаться, полагаю, очень даже можно, учитывая тот факт, что моя жена только что призналась мне в любви к другому мужчине.

– Я не говорила, что люблю его.

– Но и не отрицала, – отозвался он со своим обычным, сводящим с ума спокойствием. – Ты даже не смогла убедительно соврать.

– Вот в этом ты большой знаток, да? Ложь очень удобна, когда приходится маневрировать между десятками любовниц.

– Мне показалось, ты не хочешь ссориться.

– Я передумала. Похоже, мы сейчас и правда крепко поссоримся.

Я говорила негромко, но голос дрожал от негодования. Я вдруг поняла, что за всю нашу совместную жизнь мы ни разу не кричали друг на друга. Может быть, это свидетельствует о том, что нам друг на друга просто наплевать.

– Полагаю, сейчас ты, как базарная торговка, начнешь швыряться в меня чем попало.

В эту минуту искушение именно так и поступить было непреодолимо. Может, пепельница по лбу выбьет из него почти не прикрытую насмешку.

– А скажи, ты питала тайную страсть к Тренту все эти годы? – продолжал между тем Майло. – Если так, то для начала мне интересно, почему ты вообще вышла за меня замуж.

– Не помню.

Это были жестокие слова, и, тут же пожалев о них, я уже открыла рот, чтобы извиниться, но осеклась, увидев выражение лица Майло. Глаза его сверкали, а на губах играла опасная улыбка. Он явно воспринял эту колкость как вызов.

– Вот как?

– Мне…

Я не успела найтись с ответом, потому что Майло быстро подошел ко мне, обнял и, притянув к себе, тихо спросил:

– Напомнить?

– Майло…

И тут он меня поцеловал. И этот поцелуй было не сравнить с теми, которыми мы обменялись на лестнице. Мое сердце бешено заколотилось, и я изо всех сил пыталась не упустить то негодование, которым пылала всего минуту назад. Наконец я постаралась вырваться, но Майло крепко держал меня и отпускать не собирался.

– Майло, я думаю…

– Брось, Эймори. Хоть раз в жизни не думай.

Он снова поцеловал меня, и ясно думать в самом деле стало непросто. Я положила руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть, но вдруг поняла, что не хочу этого. Мои давешние чувства опять обратились в пепел, к тому же я очень устала нести все это одна. Мне так хотелось хотя бы утешительной иллюзии, что рядом близкий человек, и до Майло было дотянуться проще всего.

К счастью или к несчастью, этот человек являлся моим мужем, и в эту секунду я не могла придумать ни одной убедительной причины, почему нам нельзя поддаться общему желанию. Чуть помедлив, я обняла Майло за шею и с жаром ответила на его поцелуй.

Наверно, если речь идет о собственном муже, непоследовательность простительна. И все-таки, как ни увлекательна была ночь, что-то очень похожее на сожаление не покидало меня, когда я вставала, умывалась, одевалась и спускалась к завтраку. Майло еще спал, чему я была только рада. Мне не хотелось сейчас смотреть ему в глаза. Романтическая интерлюдия не могла спасти наш брак. А скорее всего, она даже напортила. Положение стало еще неопределеннее.

Хотя, если честно, сожаление было не единственное, что я испытывала. В конце концов, мы поступили так, как поступают миллионы мужей и жен. В наших брачных отношениях было так мало этих самых брачных отношений, что я радовалась, если мы чуть-чуть наверстали. В любом случае, даже если это неразумно, теперь уже ничего не поделаешь.

Я появилась в столовой довольно поздно, и хотя людей было еще немало, единственным знакомым оказался Лайонел Блейк. Он сидел в углу, перед ним на столе лежала книга. Не отрываясь от нее, он размеренно жевал завтрак. Наполнив свою тарелку, я подошла к нему.

– Доброе утро, мистер Блейк, – поздоровалась я, садясь за соседний стол.

Он поднял голову, как будто только заметив меня, и улыбнулся.

– Доброе утро, миссис Эймс.

– Не хотела отрывать вас от чтения.

– О, ничего, – произнес он, закрыв и отодвинув книгу. Я кинула взгляд на обложку, это была пьеса – «Die Ratten»[2]Герхарта Гауптмана. – Когда больше нечего делать, я всегда читаю, но за едой предпочитаю компанию.

– Наверно, остальные уже позавтракали.

– Да, я видел почти всех наших. Я бы сказал, легкий перебор.

На это странное замечание я приподняла брови, но Блейк не стал ничего разъяснять. Может, с кем-нибудь поссорился?

– Как бы я хотел, чтобы все это закончилось и мы разъехались по домам, – продолжал он. – К обычной жизни.

К обычной жизни. Я тоже мечтала уехать из «Брайтуэлла», оставив здесь все мрачные воспоминания, не горела желанием возвращаться к обычному положению вещей. Однако эти мысли лучше отложить до другого раза.

– Хотела спросить у вас, – как бы между прочим начала я, размешивая сахар в кофе, – слышно ли что-нибудь от вашего попечителя?

Тень смущения омрачила лицо моего собеседника, но он тут же разогнал ее. Или мне показалось? Блейк кивнул:

– Ах да, знаете, он нашел хорошую площадку ближе к Лондону и уверен, что получит хорошие сборы. Они вроде уже начали репетировать.

– Рада, что проблема разрешилась к вашему удовольствию. – И, опустошая тарелку, я перевела разговор на другую тему.

Я начинала понимать, что Лайонела Блейка не так-то просто раскусить. Он был неизменно дружелюбен, общителен, но как-то уклончив. Возникало ощущение, что он не торопится раскрывать свое истинное «я». Может быть, актер в нем вечно стремится играть какую-то роль. Мне вдруг пришла в голову одна мысль, и я ринулась вперед очертя голову, даже не выдержав паузы.

– Мистер Блейк, вы говорили инспектору, что в день убийства мистера Хоу видели на террасе Джила. В котором часу это было?