Большая Игра - Михаил Беляев

и теперь вся бригада операторов тряслась и, ворча и переругиваясь, изнывала от жары в тесных, совсем не приспособленных для работы сложной вычислительной техники, грузовичках. Ехавшие впереди на двух внедорожниках дипломаты и промышленники, что пожелали делать бизнес в этой со всех сторон бесперспективной стране, сейчас от всей души завидовали тем их коллегам, что бросили эту затею и привычно двинули в Африканскую Республику. А он, равнодушно глядя в окно, сканировал местность. Его небольшая хитрость с внедрением нужных идей паре-тройке дипломатов осталась незамеченной операторами, так и не зафиксировавшими ретрансляционное воздействие — мало ли какой сбой может дать электроника на такой жаре. Главное, что была устойчивая и непрерывная связь с блоком ограничителя, а значит, чудовище никуда не денется из клетки. Но он никуда и не собирался деваться — все и так шло как нельзя лучше.

Где-то слева, за раскаленными красными землями, усеянными кривыми стволами акаций, фруктовых деревьев и многочисленных низкорослых кустарников, виднелись крошечные домики — поселения местных жителей. Он чувствовал их сигналы — люди жили своей примитивной, но размеренной жизнью, боролись с голодом, природой и болезнями, заканчивали посадки и молились богам о скором приходе сезона обильных дождей.

Боевой костюм класса С вряд ли был предназначен для столь долгих поездок, но ничего другого ему не предоставили — ездить в штатской одежде было попросту нельзя. Режим влагоотделения костюма и пониженная температура кожи облегчали его функционирование на африканской жаре, в отличие от его спутников, чьи потные и раскрасневшиеся физиономии то и дело виднелись в окнах впереди идущей машины. Прикрыв глаза, ретранслятор погрузился в свои мысли.

Через несколько часов, наконец, кортеж въехал в Аксум, практически не тронутый последней войной. Наконец-то операторы, ехавшие в последней машине, могли вздохнуть свободно — тряска и раскачивание минимизировались, и теперь приходилось мириться только с жарой и вездесущими мухами. За окном показались вполне современные дома, церковь, одна из известных стел, коими Аксум славился на весь христианский мир. Кто-то даже перекрестился, словно надеялся, что это чем-то ему поможет. Однако Алголь уже почувствовал — то, к чему он шел, уже началось. Идущий впереди полицейский автомобиль с громким скрипом остановился, а следом за ним и все остальные ударили по тормозам. К остановившемуся кортежу приближались люди в длинных плотных одеждах и с автоматами на плечах — однако их поднятые ладони свидетельствовали о мирных намерениях. Из ведущей машины вышел дипломат с переводчиком и подошел к одному из людей.

— Вы нужно разделиться, — на ломаном английском с ужасным акцентом произнес один из чернокожих служителей — а это были именно они. Люди, стоявшие на защите святынь Эфиопии, личная гвардия президента, охраняющая храм Мифрид. Они пришли за ним.

Он видел из окна, как дипломат и переводчик о чем-то бурно спорили и махали руками на служителя, но он был непреклонен — в доказательство серьезности своих намерений, к нему подошли еще несколько человек с оружием в руках. Через несколько минут активных переговоров они сошлись на том, что ретранслятора будут сопровождать две машины охраны и обеспечения, без которых служители могли вообще забыть о его существовании. В ответ тот заявил, что к «высокой госпоже» он пойдет один, а они могут лишь наблюдать и следить за ним своими приборами. Рассудив, что от сигнала ограничителя Алголь никуда не денется, дипломат согласился. Две машины отделились от кортежа и последовали за выстроившимися в две шеренги служителями.

***

Покинув пределы Аксума, они еще около часа ехали по дороге следом за служителями, пока не приблизились к затаившемуся среди окруженных лесом скал храму. Хотя скорее он был похож на небольшой, но изящный и аккуратный дворец. Остановившись на одной из террас, служители снова окружили машины — настала пора выходить. Снова попытавшись поспорить с чернокожими охранниками, операторы натолкнулись на стену непонимания — служители лишь отрицательно качали головами и что-то говорили им на амхарском, который никто из сопровождавших не понимал. Им не оставалось ничего, кроме как подчиниться и тщательно следить за мониторами и данными блока-ограничителя.

Перед ним вежливо открыли дверь черные, как смоль, эфиопы — один из них жестом пригласил ретранслятора на выход. Переглянувшиеся между собой охранники вышли, давая проход Алголю. Он встал и нарочито медленно, неторопливо вышел из машины — закованная в полимеры и титан ступня опустилась на хрустнувшую мелким, выжженным солнцем почти добела песком дорожку, ведущую к храму. Серый, с глянцевыми черными силовыми вставками и мелкими оспинами металлических элементов костюм поблескивал на солнце — в нем Алголь казался существом из другого мира на фоне всех окружающих его людей. Служители выстроились по обе стороны дорожки, ведущей к двери, и склонили головы, держа возле груди сложенные чашей ладони — жест смирения и воздаяния. Не проронив ни слова, ретранслятор пошел вперед, к открывающейся перед ним двери.

— Первый раз в жизни такое вижу, — пробормотал один из операторов, наблюдая за происходящим из салона автомобиля. Его коллега, стиснув в руках портативный монитор, согласно покивал — на усеянном каплями пота, раскрасневшемся лице было выражение глубокого изумления. Наконец, ретранслятор скрылся в недрах дворца, служители отступили назад и разбились на несколько групп, что-то негромко обсуждая на своем языке. Один из операторов, присвистнув, смахнул пот со щеки:

— Ладно, цирк кончился. Пора за дело взяться.

Внутри было просторно, прохладно и немноголюдно. Небольшой уютный зал с высоким потолком и резными фресками на стенах, несколько низеньких скамеечек, сработанных из выбеленного немилосердным солнцем дерева, несколько кувшинов с питьем, благовониями и маслами, блюдо с фруктами и две служанки — вот и всё, что он увидел. Женщины, укутанные в грубые, выкрашенные вручную ткани, при виде вошедшего ретранслятора тут же вскочили и, схватив блюдо с фруктами и кувшин, подошли к нему, что-то торопливо бормоча на амхарском. Этот язык не входил в число обязательных к изучению, и Алголь позволил себе очень осторожно коснуться их сознания — мысли женщин заполнили его.

— Прежде чем попасть к высокой госпоже, попробуйте дары, господин, — склоняясь едва ли не пополам, бормотала одна из них, совсем не стыдясь наготы — грубая ткань сползла с коричневого, почти черного плеча до самого локтя. Вторая, повторяя ее слова, протягивала Алголю кувшин. Поклонившись, он оторвал от грозди винограда пару ягод и запил их глотком кислого, слабенького вина. Сочтя это едва ли не за благословение, женщины расплылись в улыбках и, сдержанно кланяясь, отошли назад. Тем временем из двери во внутренние покои вышла невысокая эфиопка в аккуратной белой накидке, увешанная цветными бусами и с расписанным в