Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной - Джонджо МакФадден

отличие от звезд, выглядят не как светящиеся точки, а скорее как яркие диски, словно подвешенные в небе; и только Сатурн не похож на остальных тем, что имеет по бокам странные выпуклости, напоминающие уши. Ему становится ясно, что планеты представляют собой не блуждающие звезды, а особый вид небесных тел. Самым примечательным оказался Юпитер. С помощью телескопа Галилей обнаруживает три крошечные звезды, вращающиеся не вокруг Земли или Солнца, но вокруг планеты, носившей имя бога-отца[257]. «Таким образом, я решил считать вне всяких сомнений установленным, что в небе имеются три звезды[258], блуждающие вокруг Юпитера, подобно тому как Венера и Меркурий вокруг Солнца», – заключает Галилей[259]. Наконец появилось доказательство того, что вопреки мнению Аристотеля и почти всем остальным авторитетным мнениям в астрономии далеко не все небесные тела вращаются вокруг Земли.

Открытия были поистине ошеломляющими. Небо перестало быть обителью богов и ангелов, отныне это был мир, похожий на земной, как и предполагал Уильям Оккам 300 лет тому назад. Галилей записывает свои астрономические наблюдения в книге «Звездный вестник» и в январе этого же года отправляется в Венецию, чтобы найти издателя. Однако слухи о его революционных открытиях распространяются быстрее, чем книга выходит из печати, и в феврале Галилей получает письмо, написанное секретарем великого герцога Тосканского Козимо II, в котором тот сообщает, что герцог был «потрясен» открытиями Галилея. Желая подыграть герцогу, Галилей называет открытые им спутники Юпитера «Медицейскими звездами» в честь четырех братьев Медичи. Уловка удалась: 13 марта 1610 года книга Галилея выходит в свет, и все 550 экземпляров распродаются за первую неделю. Козимо II Медичи остался доволен, и в мае того же года Галилей переезжает во Флоренцию и становится придворным математиком и философом великого герцога.

ТАК НЕУЖЕЛИ ЗЕМЛЯ ВЕРТИТСЯ?

Когда Галилей начал писать книгу «Звездный вестник», он прежде всего хотел рассказать о своих астрономических наблюдениях и не особенно задумывался о возможных последствиях. Вероятно, полученное из Флоренции письмо, в котором угадывалось обещание поддержки со стороны могущественной семьи Медичи, вселило в него решимость открыто заявить о своей преданности идеям Коперника. Вот что он пишет о Земле: «…доказательствами и натурфилософскими рассуждениями мы подтвердим, что она движется и своим светом превосходит Луну, а не является местом, где скопляется грязь и подонки всего мира»[260]. Он уходит от средневековых представлений о центре Вселенной как о месте, где обитают души, обреченные на мучения в аду (рис. 3). Напротив, он предлагает новое видение Земли, такой же яркой, как Луна, и не менее достойной, чем другие планеты.

Однако новая картина мира вызывала среди богословов немалое беспокойство. Если в центре Вселенной находится Солнце, то где же находится ад? И что еще важнее – где определено место для рая? Средневековым священникам было достаточно указать на небо, чтобы прихожанам было ясно, что речь идет о Боге и небесах, и указать вниз, чтобы было понятно, как важно вести праведную жизнь, дабы не обречь себя на вечные муки в геенне огненной. Авторитет церкви строился на том, что она отводила себе роль проводника для человечества в блужданиях между раем и адом. Увы, когда Галилей с помощью телескопа разглядел на небесах лишь каменистую поверхность, авторитет церкви как единственного путеводителя в мире сверхъестественных сил заметно пошатнулся.

Возможно, чтобы не провоцировать споры, Галилей лишь раз упоминает Коперника в «Звездном вестнике» и приводит только косвенные доказательства в пользу гелиоцентрической системы. Одно из них – Медицейские спутники Юпитера, существование которых не является доказательством вращения Земли. Второй аргумент – так называемый земной свет – отраженные Землей солнечные лучи, освещающие темную поверхность Луны. Это явление подтверждало, что Земля, являясь небесным телом, имеет ту же природу, что и другие планеты, однако не доказывало того, что она вертится.

Даже в своем фундаментальном сочинении «Диалог о двух главнейших системах мира – Птолемеевой и Коперниковой», опубликованном два десятилетия спустя, в 1632 году (когда Галилею было 68 лет), он приводит лишь два дополнительных аргумента в пользу гелиоцентрической картины мира. Первый касался фаз Венеры, которые он наблюдал с помощью телескопа в 1610 году и сделал вывод, что они аналогичны фазам Луны. Это предположение возможно лишь в том случае, если Венера вращается вокруг Солнца, а не Земли, что противоречило системе Птолемея. Однако фазы Венеры не нарушали положения геоцентрической системы Тихо Браге, согласно которой неподвижная Земля – в центре, а вокруг нее вращается Солнце, вокруг которого, в свою очередь, вращаются внутренние планеты (рис. 12). Галилео выдвинул еще один аргумент, оказавшийся ошибочным: он утверждал, что приливы и отливы вызваны движением Земли вокруг Солнца. Правда, даже в XVII веке подобное заявление не вызывало доверия, поскольку уже тогда было известно, что на морские приливы влияет не Солнце, а Луна. Следует отметить и то, что Галилей на протяжении всей своей жизни был сторонником сложной системы Коперника со множеством эпициклов, предпочитая ее более простой модели Кеплера, согласно которой все планеты движутся по эллиптическим орбитам.

Однако публикация «Диалога» в 1632 году привела к печально известному конфликту с католической церковью. Галилей был вынужден отказаться от своих слов о том, что Земля вертится, о чем было сложено немало историй[261]. Возможно, доводы Оккама в пользу отделения науки от теологии звучали убедительно для Галилея, но не для католической церкви, в глазах которой трон королевы наук по-прежнему принадлежал теологии.

СГЛАЖИВАЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ С РЕАЛЬНЫМ МИРОМ

Несмотря на открытия Галилея, природа земного и небесного в понимании науки в начале XVII века имела четкое разграничение. В то время как законы Кеплера могли объяснить движение небесных тел, для земных существовал лишь один математический закон движения – теорема о средней скорости, предложенная Оксфордскими калькуляторами еще в XIV веке.

Галилей полагал: «Философия написана в величественной книге (я имею в виду Вселенную), которая постоянно открыта нашему взору, но понять ее может лишь тот, кто сначала научится постигать ее язык и толковать знаки, которыми она написана. Написана же она на языке математики, и знаки ее – треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова; без них он был бы обречен блуждать в потемках по лабиринту»[262]. Это утверждение объясняло природу движения небесных тел, однако движение земных тел было хаотичным и, казалось, не подчинялось никаким законам. Даже теорема о средней скорости работала только на бумаге. Тем не менее Галилей был убежден в том, что вопреки доводам разума движение земных тел, как и движение тел небесных, подчинено математическим законам, однако их действие на Земле не столь очевидно из-за особенностей земного мира. Галилей решился на еще более революционный шаг: доказать свою догадку