Кремлевский опекун - Александр Смоленский

– Простите... там... – Она указала пальцем в пол и смущенно замолчала.

– Что там? – каким-то отчужденным голосом переспросил он.

– Ой, это вы? – Женщина вдруг узнала майора.

Ее огромные глаза раскрылись еще шире, выражая искреннее недоумение. Она смешалась, порозовела, стала нервно запахивать полы своего халатика.

– Я тут у бывшего однокашника заночевал, – почему-то оправдываясь, объяснил Добровольский. Он все больше и больше на себя злился.

– А я вот под вами... Снимаю квартиру...

– Так вы не местная? – удивился майор.

– Нет, – покачала головой медсестра. И вдруг, словно опомнившись, опять замахала рукой. – Вода там у меня течет, сверху... От вас.

– Как вода? Вот черт! – воскликнул он и кинулся в ванную, хлюпая по воде, растекающейся по коридору. Он совсем забыл про открытый кран! Заснул, а вода продолжала хлестать, переполнив раковину.

Володя стал лихорадочно перекрывать кран и заметил, что женщина подобрала подол халата и орудует подхваченными где-то тряпками и ведром. Ее округлые белые колени с ямочками и босые ступни, деловито шлепающие по воде, невольно пробудили в Добровольском давно забытое волнение. Он быстро отвернулся, засуетился, подхватил наполненные ведра, стал сливать их в унитаз. Ванная оказалась тесной для двоих, и они то и дело невольно касались друг друга то бедрами, то плечами.

Вдвоем управились быстро. Добровольский выпрямился и протянул медсестре руку, чтобы помочь подняться. Она с благодарностью ухватилась, встала, демонстрируя гордую осанку. Тело ее источало энергию, глаза блестели. Володя вдруг почувствовал, как удивительно хорошо и сладко стало на душе.

– Спасибо! – нерешительно прошептал он, не выпуская ее руки. Но она и сама не торопилась ее отдернуть. Под ее халатиком учащенно вздымалась небольшая аккуратно вылепленная грудь. – Даже не знаю, чем бы все это кончилось...

Оба инстинктивно чувствовали – ничего не кончилось, все только начинается и неизвестно куда их несет. Добровольский вдруг словно потерял опору под ногами, его приподняло, завертело и неудержимо кинуло на живое, упругое, желанное тело. Умом он понимал, что это плохо, что так не надо делать, что надо остановиться. Все эти разумные команды были понятны мозгу, но никак не плоти. Страсть победила и полностью подчинила его своей воле. Тогда, устав сопротивляться самому себе и налетевшему, как цунами, порыву, Добровольский плотно прижал Аглаю к себе.

– Не надо! Я прошу... – услышал он доносящийся откуда-то из другого мира умоляющий шепот и ощутил, как ее протестующие руки уперлись ему в грудь.

– Не сейчас... Не здесь...

Он продолжал ее обнимать, гладить, ласкать чувственные места. Аглая то поддавалась, отвечая на ласки, то, вдруг опомнившись, уворачивалась.

– Я прошу... Не сейчас... – По ее щекам потекли слезы. – Не спеши. Я сама не понимаю, в чем дело. Просто не привыкла вот так, сразу.

Добровольский разжал объятия и ласково провел рукой по ее волосам.

– Прости, я не сумел сдержаться. Ты так соблазнительна, так красива, никто бы не устоял на моем месте.

– Никто не мог бы оказаться на твоем месте. Это случай, фортуна. Я все время думала о тебе после той нашей встречи в госпитале. Пощади меня! Дай собраться с духом. Я не ожидала встретить тебя...

Владимиру стало невыносимо больно. За считаные минуты эта женщина стала ему желанной и родной. Но кто она, откуда появилась, что пережила в этой жизни? Она права, нужно сознавать ответственность за поступки.

– Может, ты и права, нам надо лучше узнать друг друга, – примирительно сказал он. – Ведь все, что ты пока знаешь обо мне, это то, что меня зовут Владимир Андреевич Добровольский. А я знаю, что ты Аглая Волосова. Даже, прости, отчества твоего не знаю.

– Да, это все, что мы успели сообщить друг другу при знакомстве. С тех пор я думала о тебе. Мистика какая-то... Твоего отца звали Андреем, а в моем роду по мужской линии было много Андреевичей и Андрюш. А один даже – Андре! Дядя.

– Француз, что ли? – беззаботно спросил офицер.

– Какой француз? Русский. Правда, я его никогда не видела.

– Почему?

– Так он живет за границей. То ли во Франции, то ли в Канаде. Часть моей родни по материнской линии еще в Первую мировую войну эмигрировала. Род у нас такой был неудобный для советской власти. Из графьев мы. Орловы! Из тех, екатерининских времен. Впрочем, какая сейчас разница?! Сам знаешь, какие времена были. Всю родню растеряли. А я теперь Волосова. Аглая Волосова. – В ее голосе сквозила ненадуманная грусть.

– Давай отметим наше знакомство утренним чаепитием! – неожиданно предложил Владимир. Ему настолько понравилась собственная идея, что он от души засмеялся. Он решительно направился на кухню, но неожиданно вспомнил о грязной посуде, недопитом коньяке и остановился. – Только там у нас, как бы это сказать... Не убрано.

Она все сразу поняла и улыбнулась.

– Последствия холостяцкой вечеринки? Нашел чем удивить. Ты плохо знаешь женщин. Мне было бы намного больнее, если бы чья-то женская рука успела навести порядок. Тем не менее чай мы пойдем пить ко мне, а потом я все приберу.

Квартира, которую снимала Аглая, оказалась на редкость уютной, как бывают уютны старые ухоженные квартиры, хранящие в себе дух предков и семейных традиций. Казалось, в ней не было ничего случайного, все несло определенный смысл. И картина в добротной золоченой раме, с изображением морской бури на закате. И книжные полки, вобравшие вместе с современными изданиями солидные дореволюционные фолианты с искусно расписанными корешками. И старинная люстра без хрусталя со свечами, со временем переделанная под обычные электрические лампы.

Но больше всего поразил Добровольского огромный обеденный стол с резными ножками в виде львов с пышной гривой. Даже не сам стол, а то, как органично смотрелись на нем такие же массивные столовые приборы, особенно серебряные подстаканники, в которые Аглая вставила узорчатые стаканы и теперь наливала в них ароматный чай. Володя никогда не пил чай из стаканов в таких подстаканниках с тончайшей серебряной вязью. Он помнил подстаканники у бабушки на даче, куда ездил ребенком. Но то были обычные металлические цилиндры и никаких чувств не вызывали.

– Тебе нравится? – улыбнулась Аглая, подсаживаясь рядом.

– Я плохо разбираюсь в подобных вещах, но чтото мне подсказывает, что все эти вещи покупались очень давно и выбирали их люди с хорошим вкусом.

– Вам, сударь, определенно следует покопаться в своей родословной! Только человек с природным чутьем может так тонко уловить неповторимый стиль прошлого.

– Чего нет, того нет. Да разве в этом дело, Аглая...

– Называй меня лучше Аля.

– В тебе так много загадочного. И чем ближе я тебя узнаю, тем больше открывается новых тайн.