Кремлевский опекун - Александр Смоленский

Равно как и прокурор, правда, без личной житейской подоплеки, Мацкевич, разумеется, понял, какого ответа свидетеля ждал Бахтин. Типа того, что отставнику «посоветовали»...

«Идиот, – внутренне смеясь в этот момент, подумал о прокуроре не позволяющий себе пропустить даже малейшую интонацию оппонента адвокат Бахтин. – Отвел свидетеля от невыгодного ему вопроса и тут же спровоцировал еще более острый. Действительно, интересно, как Добровольский остановил свой выбор именно на этих мальчике и девочке...»

«Ответ заинтересовал бы и агентство», – подумал Мацкевич, потому что удачно встраивался в пока еще гипотетическую схему расследования, которую Леонид Сергеевич набросал в уме. И абсолютно не устроил бы обвинителя, который наверняка хочет представить опекунство Добровольского именно над Димой и Настей как личный выбор.

Леонид Сергеевич даже не обратил внимания на то, что впервые в своих рассуждениях подумал об агентстве, про которое фантазировал Духон как о реальном новом месте работы. Настолько органично мысль об этом нечаянно свалившемся чуде запала ему в душу.– Должен же я был кого-то выбрать, – донеслись до аналитика слова свидетеля, наконец-то подобравшего ответ на вопрос. Добровольский непроизвольно пожал плечами, словно сомневался в своих словах.

Тут грубо и неуклюже вновь вмешался прокурор:

– Вы знали, что Уфимцева и Сироткин брат и сестра? – в лоб спросил свидетеля прокурор, вызвав тем самым очередной прилив эмоций присяжных.

– Вопрос неправомочен! – решительно выкрикнул Бахтин. – Нигде в материалах дела не сказано, что подсудимый и потерпевшая брат и сестра. Если же господин обвинитель настаивает, то защита, в свою очередь, потребует отправить дело на доследование.

«Лучше сразу удавиться», – только и успел подумать прокурор.

На его счастье, Зуева решительно прервала обсуждение скользкой темы и объявила перерыв до утра.

Вечером все вновь собрались в «Слободе», никакой новой темы для светской беседы четырех немолодых мужчин искать не пришлось.

– Что вы думаете, Леонид Сергеевич? Так сказать, в первом приближении? – с нескрываемым интересом спросил Духон.

Проснувшись после полуденного сна и узнав, что Мацкевич все же не стерпел и отправился на суд, Александр весь извелся вопросами.

– Для того чтобы делать выводы, у меня, к сожалению, нет достаточного материала, – после некоторых размышлений заметил Мацкевич. Он понимал, что сейчас находится в центре внимания, и по привычке дорожил этим.

– Рассказывайте, рассказывайте, Леонид Сергеевич, – нетерпеливо поддержал Духона адвокат.

Они познакомились только после окончания заседания суда и теперь присматривались друг к другу. В предложении Бахтина «рассказывать» сквозил неприкрытый интерес.

– Мнение, естественно, сложилось. Но далеко не полное, – все еще как бы оправдываясь, продолжил Мацкевич. – Если вы позволите, Александр Павлович, свои предложения изложу по старинке. По пунктам. Но перед этим короткая ремарка. Судя по тому, какие вопросы задавали судья, прокурор и уважаемый Борис Фиратович, – при упоминании адвоката бывший эфэсбэшник отвесил ему поклон, – следствие по делу велось, мягко говоря, никудышно. Подобное случается лишь в тех случаях, когда следствие торопится и поэтому в «лишние» детали не вникает. Почему не вникает? Потому что сам процесс – всего лишь ширма. Так сказать, драпировка чего-то более важного, существенного...

– Согласен на сто процентов, – не удержался, чтобы не вставить слово, Бахтин. – Это чистейшей воды «панама». Я не поленился и потрепался с некоторыми коллегами на предмет припомнить нечто подобное в их практике. Ни-че-го, господа! Чтобы так обрушить на детей судебную машину? Я еще с этим разберусь.

– Разберётесь, Борис Фиратович. Непременно разберётесь. Но дайте закончить Мацкевичу, – умоляюще сложив ладони, как делают в церкви, обращаясь к богу, попросил Духон.

Он единственный за столом пил крепкий кофе, явно наплевав на индивидуальные последствия – обязательную изжогу, – лишь бы только себя взбодрить. Остальные пили чай. Хотя нет, перед Багрянским кофе стоял нетронутым и давно остывшим. Прислушиваясь к разговору, Лев внимательно следил за тем, что кухня в лице столь любимого ему «обоза» мечет на стол, собирая торжественный ужин. Оно и понятно, в таком составе компания еще не собиралась.

– Да... Драпировочка... Но чего? – дождался момента продолжить Мацкевич. – Предлагаю именно этот вопрос сделать для нас главным. Ответим – будем на коне! – Мацкевич достал из кармана пиджака блокнот и сделал какую-то запись. – Итак, по пунктам. Первое. Безусловно, надо поднять все, что имеется на Сироткина и Уфимцеву. Если исходные документы не сохранились, выяснить хотя бы, где их подобрали, прежде чем направить в детский дом. Второе, а может, и первое. Начинать лучше не с детей, а с их опекуна Добровольского. Установить его линию жизни будет проще – он-то не из приюта.

– А вдруг и он оттуда? – усомнился Бахтин.

– Ничего страшного. Все бывшие офицеры находятся на учете в военкоматах. Где служил, где учился, крестился, женился, отличился...

– Действительно, – воскликнул Духон, – отсюда ниточка намного короче.

– Так, во всяком случае, мне пока представляется. Я могу взять Добровольского на себя.

– Не надо, Леонид Сергеевич. Не растрачивайте себя попусту на эту рутину.

Ко всеобщему удивлению, Духон вытащил из портфеля и положил перед аналитиком весьма толстую папку с копиями документов о послужном списке отставного подполковника артиллерии Владимира Андреевича Добровольского, чем сорвал аплодисменты присутствующих и несколько смутил Мацкевича.

– Ну, теперь намного легче. Позвольте изучить, а к утру доложить, – предложил он.

– Тогда в бой, господа! – скомандовал Багрянский и разлил виски по бокалам...

Когда решили расходиться, Бахтин вдруг пожелал дать утечку в СМИ о том, что защита вот-вот получит сведения, которые в состоянии изменить ход всего процесса.

– Так надо, – пояснил он, при этом выразительно взглянув на Багрянского.

– А что? Действительно, не мешало бы каким-то образом расшевелить этот муравейник, – задумчиво произнес Мацкевич.

– Вы знаете, как именно? Или так, пальцем в небо? – полюбопытствовал Духон.

– Как уж получится, – не кривя душой, признался Леонид Сергеевич. – Но то, что за ходом процесса сейчас следят специально обученные люди, готов дать руку на отсечение. Вот мы и заявим о себе.

В этот раз на Багрянского красноречиво уставился Духон.

– Понял, – быстро согласился бывший журналист. – Что еще надо слить? Только не рано ли, Леонид Сергеевич?

– В самый раз. Завтра, перед отъездом, я вам оставлю страничку текста.

К шести утра Мацкевич закончил изучать досье на Добровольского. По какому-то внутреннему чутью Леонид Сергеевич сузил круг своего интереса в нем до участия подполковника в вооруженных конфликтах на территории бывшего СССР. С одной стороны, он достаточно был информирован, чем занимались некоторые российские офицеры в эпоху хаоса и неразберихи, когда армия находилась на грани развала, а хваленая армейская дисциплина трещала буквально по швам. С другой стороны, что еще, кроме войн, даже таких локальных, как в последние десятилетия, чаще всего оставляло детей сиротами?

Афганистан он сразу отбросил. Ни Сироткина, ни его Джульетты по годам и в проекте тогда не могло быть, а следовательно, потерять своих родителей в ту войну они не могли. А вот Карабах, Приднестровье, Чечня? Мацкевич задумался. Тут стоило смотреть внимательнее. Тем более что в досье оказалось немало документов этого «военного» периода биографии Добровольского. Но в них даже не пахло боевым армейским духом.