Новые приключения Гулливера - Даниэль Мусеевич Клугер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, окончание этой истории оказалось совсем неожиданным, по крайней мере, для меня. После всего случившегося Бедари уже не мог относиться ко мне как к насекомому или забавному домашнему зверьку. Я вызвал у него чувство уважения, какое может вызвать у одного человека другой, причем — равный. Только вот проявилось уважение его поистине странным образом. Бедари вдруг заявил Глюмдальклич, что отныне не потерпит постоянного присутствия в ее спальне постороннего мужчины — независимо от того, насколько этот мужчина мал ростом.
Часть третья
Заговор в Лаггнегге
1
Внимательным читателям моих похождений известно, что 21 апреля 1708 года я прибыл на остров Лаггнегг. Этот остров ведет весьма оживленную торговлю с королевством Бальнибарби, которое я посетил ранее. Более месяца я ожидал в бальнибарбийском порту Мальдонада судно, идущее в Лаггнегг. Чтобы время не проходило даром, я воспользовался приглашением одного из жителей Мальдонады и побывал на крохотном островке Глаббдобдриб, населенном сплошь магами и кудесниками. Собственно говоря, само название острова на бальнибарбийском наречии означает Остров колдунов. Тамошний правитель, сам будучи могучим чародеем, любезно предложил мне пообщаться с призраками умерших героев прошлого. Я удовлетворил свое любопытство, вступив в беседу с Александром Великим и Юлием Цезарем, стал свидетелем спора между Гассенди и Аристотелем и, наконец, лицезрел древний римский Сенат.
После месячного плавания, во время которого нам пришлось пережить сильнейшую бурю, наше судно вошло в устье реки Юпомегниг, служащее морским портом, расположенным на юго-восточной оконечности Лаггнегга.
И вот тут-то я обнаружил, сколь часто знание лучших образцов человеческой природы приводит к печальным результатам. Как я уже говорил, перед плаванием мне посчастливилось лицезреть высокодобродетельных мужей прошлого; впечатления о том переполнили мою душу. Потому и окружавшие меня люди казались исполненными столь же высоких добродетелей и достоинств. Увы! Как это случается весьма часто, я изрядно их переоценил — в чем и не замедлил с горечью убедиться, едва судно наше встало на якорь в кабельтове от городских стен. Я вовсе не собирался надолго задерживаться здесь — целью моей поездки была соседняя Япония, куда я мог добраться только через лаггнежский порт, носивший то же имя, что и река: Клюмегниг.
Но едва шлюпка доставила меня к причалу и нога моя ступила на него, как меня тут же арестовали по распоряжению таможенного чиновника. Оказалось, кто-то из моряков проболтался (а возможно, донес совершенно сознательно), что на борту находится знатный иностранец. А надобно сказать, что в Лаггнегге, как и в Японии, иностранцев не жалуют, за исключением голландцев, которым единственным из европейцев позволяют посещать оба государства и даже вести здесь торговлю. Голландцы же, дабы избежать конкуренции, распространяют среди местных жителей всяческие небылицы о прочих европейцах, что многократно усилило природную недоверчивость лаггнежцев и японцев к чужакам.
Так или иначе, меня сопроводили в специальную тюрьму на территории порта, которую охраняли два вооруженных до зубов стражника. Видимо, местные порядки были достаточно хорошо знакомы всем, посещавшим эти края, потому что тюрьма пустовала. Меня поместили в просторную комнату, сухую и теплую, дали чистую постель и даже накормили. Во внутреннем дворе тюрьмы был разбит прелестный сад фруктовых деревьев. Ежедневно я гулял здесь, наслаждаясь мягким воздухом и ароматом цветов, покрывавших ветви. Мало того: таможенный чиновник распорядился, чтобы мне позволили гулять вне стен тюрьмы, запретив лишь выход за пределы порта.
Несмотря на вполне сносные условия заключения, я тяжело переживал неожиданную задержку. Вид судов, уходивших из Лаггнегга, вызывал горестные вздохи об Англии и близких людях. Возможно, жена и дети давно уже оплакали меня, ведь они не получали никаких обнадеживающих вестей. Порой, лежа без сна на жестком тюремном ложе, слушая близкий шум прибоя, я представлял печальные картины своего будущего. Если мне не удастся доказать невинность своих намерений, я могу разделить ужасную судьбу тех немногих европейцев, которые осмелились нарушить запрет на пребывание в стране. Правда, немного приободрило меня то, что и об этих жестокостях мне было известно из рассказов все тех же голландцев.
С первого же дня моего пребывания в тюрьме меня посещали многие жители порта. Так же, как и в Мальдонаде, слух о прибытии диковинного иноземца распространился очень быстро, так что лаггнежцы, будучи весьма любопытными по природе, стремились познакомиться со мною; некоторые даже сопровождали меня во время моих прогулок.
Внимание непрошеных посетителей временами становилось чрезмерным — при всей воспитанности и деликатности туземцев, но позволяло мне пополнять знания как о местном наречии (оно изрядно отличалось от бальнибарбийского, хотя некоторые слова были схожи), так и о природных условиях и обычаях Лаггнегга.
Королевство это находится на большом острове, расположенном на 29° северной широты и 140° восточной долготы. Осенью и зимой здесь часты непогода, шторма и ураганы, равных которым не бывает ни в одном другом месте Земли; в то же время весна и лето здесь поистине восхитительны мягкостью погоды и благоухающей чистотой воздуха. С марта по сентябрь дуют несильные ветры, это время исключительно благоприятствует судоходству. Единственной опасностью для торговых судов в этот период являются многочисленные пираты, также пользующиеся благоприятными условиями для своего нечестивого промысла. Но лаггнежцы — опытные моряки и не боятся морских разбойников. Их суда достаточно хорошо оснащены, в том числе и пушками, а моряки отважны и дисциплинированы, так что пиратам частенько приходится убираться несолоно хлебавши, а то и превращаться из охотников в дичь.
Жители острова — люди гостеприимные и обходительные. Благодаря этому их природное любопытство никогда не оказывается чересчур назойливым. Внешность их оставляет скорее приятное впечатление. Лаггнежцы низкорослы и поджары; самый высокий человек, встреченный мною, имел рост пять футов и шесть дюймов, а самый толстый весил не более двенадцати стоунов. Кожа у них смуглая, оливкового оттенка, волосы черные, блестящие; уходу за волосами придают большое значение как мужчины, так и женщины. Некоторые заплетают волосы в длинные косы — на манер китайцев; прически некоторых больше похожи на японские. Кое-кто носил прически еще более странные: сзади они представляют собой длинную, до двух локтей, косу, а спереди — челку, начесанную на лоб по самые брови. Мне пояснили, что так ходят местные щеголи, старательно перенимающие столичную, а вернее сказать, придворную моду. Но, повторюсь, большинство и в одежде,