Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста» - Денис Г. Хрусталев

о колдовстве, опубликованного в 1584 г. Он приводит примеры народов, которые в своих войнах используют магические заклятья. Ему известен случай во время войны между Данией и Швецией в 1563 г., когда шведский король привлек в свою армию четырех ведьм, которые так охмурили датчан, что те ровным счетом ничего не могли делать – оружие валилось из рук. Все прояснилось, когда одну из ведьм взяли в плен. Еще чары активно использовали ирландцы, их ведьмы владели техникой активного сглаза, которую применяли против врагов. Ведуний на войне использовали также гунны. Заключает тему Скот указанием, что «так же поступают западные индейцы и московиты»[220]. В своих рассуждениях он не раз рассматривает вместе американских индейцев и московитов – для него это явления одного порядка[221]. И, конечно, прежде всего – в связи с их чародейскими навыками. Впрочем, он осведомлен, что самые могущественные колдуны живут в Лапландии, хотя свои заклинания они произносят исключительно на славянском наречии, как тюрки, московиты, русские и норвежцы (The Turks, Muscovites, Russians, Lapponians, and Norwegians, make use of the Sclavonian tongue in all their Conjurations)[222].

Эксперт отметил, что эти бесценные сведения он почерпнул из бесед с господином Томасом Рэндольфом, который бывал с посольством в России. Рэндольф посетил Москву в 1568–1569 гг., в самый разгар ведьмовских процессов. Но поскольку языком он не владел, то информацию, очевидно, получал через приставов, которые накормили его отменными байками.

* * *

В народной среде сохранились воспоминания о Грозном царе в связи с его мерами против колдовства. До нас дошло сочинение, которое впервые было опубликовано в 1844 г. под названием «Повесть о волхвовании, написанная для Ивана Васильевича Грозного»[223]. Полный титул: «Повесть некоего боголюбивого мужа списана при Макарье митрополите царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, да сие ведяще не впаде во злыя сети и беззакония от злых прельщенных человек и губительных волков, не щадяше души, ей же весь мир не достоин. Прочетше же сие, человецы, убойтеся чары и волхования, творящей скверная Богу и грубая, и мерская, и проклятая дела». В целом она развивает тезисы, отразившиеся в челобитных Пересветова. Государь попадает в зависимость от советников-кудесников, которые смущают и клевещут, а потому губят царство. Но покаяние и молитва всех спасают. «Чародеев» сжигают, и мир восстанавливается. Несмотря на название, сейчас исследователи склоняются к мнению, что текст Повести возник не ранее начала XVII в. и связан с событиями времен Смуты, намекая на обстоятельства при дворе Василия Шуйского, сугубо мнительного правителя. Тем не менее очевидно, что присутствие ведьм в окружении Ивана Грозного, а также жестокие меры царя против них, были общеизвестны, и автор повести такие меры считал оправданными.

В 1874 г. на Третьем археологическом съезде в Киеве историк-этнограф Н. Я. Аристов сообщил о рассказах, записанных у «столетнего» соседского крестьянина Ивана Климова, по прозвищу Шувай, в своем родном селе Стеньшине Липецкого уезда Тамбовской губернии. Тот сообщил, что «когда на Москве был царем Иван Грозный, он хотел делать все дела по закону христианскому, а бояре гнули все по-своему, перечили ему и лгали», отчего он даже вынужден был бежать, но потом вернулся и «перекрушил бояр, словно мух». Кроме того, «когда царем в Москве был Иван Васильевич Грозный, то на Русской земле расплодилось всякой нечести и безбожия многое множество». Государь горевал «о погибели народа христианского и задумал наконец извести нечистых людей на этом свете, чтобы меньше было зла, уничтожить колдуньев и ведьм». Он указал собрать всех чародеиц в столице на площади, обложить соломой и поджечь. Так и сделали. Но ведьмы стояли и ухмылялись, а как горячо стало, обернулись сороками и разлетелись кто куда. Обманутый царь разгневался и наложил на них проклятье – довеку оставаться им сороками. Заклятье действует до сих, почему сороки до Москвы ближе 60 верст не долетают:

«Разослал он гонцов по царству с грамотами, чтобы не таили православные и высылали спешно к Москве, где есть ведьмы и переметчицы. По этому царскому наказу, навезли со всех сторон старых баб и рассадили их по крепостям, со строгим караулом, чтобы не ушли. Тогда царь отдал приказ, чтобы всех привели на площадь; собрались они в большом числе, стали в кучку, друг на дружку переглядываются и улыбаются. Вышел сам царь на площадь и велел обложить всех ведьм соломой; когда навезли соломы и обложили кругом, он приказал запалить со всех сторон, чтобы уничтожить всякое колдовство на Руси, на своих глазах. Охватило полымя ведьм, – и они подняли визг, крик и мяуканье; поднялся густой черный столб дыма, и полетели из него сороки, одна за другою – видимо-невидимо… Значит, все ведьмы-переметчицы обернулись в сорок и улетели, и обманули царя в глаза. Разгневался тогда Грозный царь и послал им во след проклятие: “Чтобы, вам, говорит, отныне и довеку оставаться сороками!”. Так все они и теперь летают сороками, питаются мясом и сырыми яйцами; до сих пор боятся они царского проклятия пуще острого ножа; потому ни одна сорока никогда не долетает до Москвы ближе 60 верст в округе»[224].

Здесь мы видим те же «пересветовские» темы вплоть до сожжения. Активная борьба с колдовством в те годы сохранилась в памяти, причем, что характерно, активным знатоком заклятий выступает сам царь. Он, конечно, имеет на это право, поскольку царь по определению на стороне добра. Впрочем, у многих таких поздних сказаний вполне могли быть книжные корни.

Сам Иван Грозный определенно позволял себе больше других. Читал отреченные книги, заказывал их у провинциальных интеллектуалов-западников, типа Рыкова, а также собирал у себя всяких знатоков потустороннего, провидцев и астрологов, о чем писал Курбский («собираешь чародеев и волхвов из дальних стран, вопрошаешь их о счастливых днях»). Для него составлялись астрологические таблицы, гороскопы и сводки «добрых» дней. Царь не просто любил запретные забавы, развлекаясь со скоморохами, но якобы использовал само колдовство[225]. О высоком уровне познаний в «боевой магии» говорили иностранным дипломатам, в том числе Рэндольфу. Наконец, есть указания, что клятва опричника сильно напоминала любовное заклятие, магическую формулу, обеспечивающую личную верность. Курбский безапелляционно утверждал, что опричники были околдованы[226].

Астрологическими пророчествами Иван корректировал свои административные и политические инициативы, вплоть до смены главы государства, как в случае с Симеоном Бекбулатовичем. Эти же критерии применялись в борьбе с оппозицией, реальной и мнимой. Впрочем, его маниакальная подозрительность, возможно, имела под собой основания. Вполне серьезно о заговорах против государя писал Горсей. Именно в связи с этим англичанин отмечал пристрастие царя к трансцендентному, астрологии и магии. Предчувствуя заговор, Иван приказал доставить к себе