Отыгрывать эльфа непросто - Леонид Владимирович Кондратьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обведя глазами окружающие заросли, я тихо поднял с земли примерно восьмикилограммовый обломанный сук и со всей дури запустил в так удобно подставившуюся цель:
— Пиндык тебе, сволочь парнокопытная!
ГЛАВА 24
Не бойся сказки, бойся лжи,
А сказка? Сказка не обманет:
Тихонько сказку расскажи —
На свете правды больше станет.
М/ф «Про домовенка Кузю»
От Советского информбюро
Утреннее сообщение 12 июля
В течение ночи на 12-е июля существенных изменений в положении войск на фронтах не произошло.
Наша авиация в ночь на 12-е июля продолжала наносить сокрушительные удары по танковым и моторизованным частям противника, совершала налеты на его аэродромы и бомбардировала нефтяные базы в Плоешти.
За 11-е июля наша авиация сбила 65 немецких самолетов, потеряв 19 своих.
12.07.1941
Ссешес Риллентар
Погоня — погоня за быстрой и сильной жертвой, сопротивляющейся до последнего, — наслаждение, достойное бога. Бег без оглядки, без сожаления, без мыслей — только наслаждение от ветра, овевающего лицо, и хриплого, уже обреченного дыхания бегущей впереди из последних сил добычи. Безумная улыбка, полная неземного наслаждения, хриплое рычание, вырывающееся из распаленного бегом горла, и звонкий, счастливый смех, раздающийся на фоне треска раздвигаемых ветвей, шума «выстрелов» ломаемых молоденьких сосенок и полного ужаса мычания испуганного животного. Крупные клочья пены, вырывающиеся из раскрытого храпа, испуг, застывший в гигантских расширенных зрачках, уши, развернутые назад в немом вопросе: где, на каком расстоянии это чудовище, этот бесшумный убийца? Стекающие из множества порезов кровавые ручейки, смешивающиеся с покрывающим шкуру потом и оставляющие широкие, размазанные кровавые отметки на листве, стволах, на взорванном копытами в безнадежной попытке скрыться мху.
Прекрасна эльфийская охота, точнее, темноэльфийская, еще точнее — прекрасна она только в глазах самих дроу.
Тогда же
Рядовой Железко Юрий
«Ну вот, направили нас отцы-командиры на поиск приключений на нашу задницу. Где в этом болотистом лесу можно найти холм, причем песчаный, причем „особо не отдаляясь“? Командирам хорошо — посовещались, и все, а нам по лесу шляться. Хотя чего я жалуюсь? В последнее время жизнь явно удалась — если уж и рискуем, то не на дуру, а со смыслом и ради видимого результата. Только вот, по моему мнению, лучше под немецкими пулями бегать, чем с окружающим гнусом общаться — совсем загрызли, сволочи. Вчера старшина чахлый кустик полыни обнаружил, так мы его буквально в пыль по своей коже растерли — целых два часа не кусали. А потом опять понеслось. Мое мнение, конечно, сторона, но, блин — какого лешего мы в этих болотах делаем? Капитан этот, он ведь приказ Москвы явно озвучил: передвинуться южнее к железке. Ведь можно было по нормальному лесу передвигаться — нет, блин, поперлись самым болотом».
Раздвинув колючие ветви молодой елочки и провалившись по колено в скрывавшуюся в траве ямку, заполненную почти черной, стоячей водой, рядовой громко чертыхнулся, помянув в четыре прогиба этот лес, эти болота и отцов-командиров, из-за которых ему теперь выливать грязную жижу из сапог и выжимать портянки. Солнце, раскаленной сковородкой висящее над плечами, удостоилось не менее восторженной тирады — стоявшая уже несколько дней удушающая сухая жара не добавляла приятных ощущений. Потная, хоть выжимай, форма, прилипшая к телу, страшно чешущиеся укусы насекомых и еще эта лужа — все, буквально все стало последней каплей терпения для рядового. Плюнув, он разулся, подобрав сухую ветку достаточной длины, надел на нее связанные голенищами сапоги и накинул расправленные портянки, предварительно подумав о том, что насекомые пусть хоть от запаха подохнут. Взвалив получившуюся конструкцию на плечо и выдернув из зеленого кустика травы самую на вид вкусную травинку, Юра медленно зашагал вперед. Буквально через несколько шагов он был вынужден остановиться и поправить ветку — обвалившаяся кора открыла под собой парочку острых выпуклостей от когда-то засохших сучков.
«Ходить кругами по лесу — еще то удовольствие. Да и жарит невозможно — дышать нечем. А на небе ни облачка. Может, тут вообще холмов нет, а мы носимся — ищем…» — примерно такие мысли носились в голове Юры, когда при входе на очередную маленькую полянку он буквально столкнулся с щупленьким сгорбленным человечком, опирающимся на узловатый, полированный посох. В принципе этого старичка, а именно старичком этот незнакомец и выглядел, можно было принять за жителя какой-нибудь соседней деревеньки, если бы не странный зеленый цвет волос и текстура кожи, коричневой, покрытой мелкими чешуйками, слегка смахивающими на чешуйки молодой сосновой коры. Взаимное разглядывание и напряженная тишина длились недолго. Насупившийся дедок ударил посохом в землю и внезапно звонким, совсем не старческим голосом начал высказывать, что он думает о человеках, шляющихся по его лесу и распугавших половину живности.
В мозгу у Юры забрезжили странные, очень странные и непривычные для комсомольца мысли: «Это что — леший, что ли? Так ведь он в прошлый раз совсем по-другому выглядел? Может, это лесник из беловежского лесхоза? Правда, карлик. Откуда у нас тут карлику появиться — может, из цирка разгромленного, в лесах заблудился? Надо проверить — может, это вообще шпион?»
Попытка скинуть с плеча винтовку и одновременно ветку с сапогами привела к падению того и другого. Покраснев и подобрав с земли винтовку, рядовой передернул затвор и громким голосом приказал:
— Стоять на месте, руки вверх! Стрелять буду!
В ответ старичок странно хрюкнул и немного изменившимся голосом, теперь отдававшим сильной хрипотцой давно курящего человека, спросил, абсолютно не обращая внимания на зрачок дула, направленный ему прямо в грудь:
— Знакомых не узнаешь? Вообще человеки совесть потеряли. — И почти неслышно, буркнув себе в бороду, похожую по цвету и структуре на хороший клок мха, добавил: — И страх, видимо, тоже.
Юре вспомнились голоштанное детство и седой как лунь дед Степан, сидящий на завалинке, попыхивающий трубкой и вещающий: «Ты, внучок, как по грибы в лес или с ребятами в ночное пойдешь, так в котомку али корман-то горбушку хлеба положь, на всякий случай. Ништо, горбушка в кормане много места не занимает. А вот пригодиться, если заплутаешь, может. Поклонишься лесу, положишь горбушку, потом отвернешься и дядьку лешего попросишь до дому вывести, да с уважением, а то знаю я вас, сорванцов. Запомни, внучок: в лесу, кроме Лешего, власти нет, он с человеком всякое сделать может».
— Чегой-то, сынок, да по лесу один шляешься? Ты ж вроде в команде длинноухого