Выдохшиеся. Когда кофе, шопинг и отпуск уже не работают - Арианна Хаффингтон

Как писал Гете: «Эта жизнь, милостивые господа, слишком коротка для нашей души». Ежедневные старания никогда не смогут удовлетворить глубочайшие потребности человека. «Хотя я и атеист, – пишет профессор философии Джесси Принц, – через некоторое время я все же понял, что я духовный человек». И все большее число людей, называющих себя атеистами потому, что они не приемлют организованную религию и то, как в ней изображается Бог (особенно в образе бородача на небесах), признают, что им доводится испытывать благоговение и удивление в жизни. То есть ощущения, заставляющие застывать посередине пути, переносящие в скрытые миры и дающие возможность заглянуть в бездонные тайны жизни.

Эйнштейн определял чудо как предварительное условие для жизни. Он писал, что тот, кто не умеет удивляться, «кто остается равнодушным, кому не дано созерцать или испытывать глубокое душевное волнение очарованной души, – тот с таким же успехом может и вовсе не жить, ибо он уже труп». На протяжении истории великим ученым, которых Артур Кестлер[26] называет «любопытными Варварами», подглядывающими в замочную скважину вечности», также была свойственна эта по-детски непосредственная способность удивляться.

Я прекрасно пониманию природу человеческой любознательности – свойства, на протяжении веков подталкивавшего людей к исследованию космического пространства. Но лично для меня идея изучения внутреннего мира всегда казалась куда более привлекательной. Между ними, безусловно, существует некая связь. Астронавты не раз сообщали о качественно новых ощущениях, которые они испытывали, глядя на Землю из космоса, – явлении, получившем название «эффект обзора». Вот как его описал шестой человек, побывавший на Луне, астронавт Эдгар Митчелл: «Было поразительное ощущение, что природа Вселенной вовсе не такая, как меня учили… Я не только видел эту связь, я ее ощущал… Я был потрясен физическим и психическим ощущением простирания в космос. Я понял, что это биологическая реакция моего мозга, пытающегося перестроить и придать смысл информации о прекрасных и удивительных процессах, которые удостоился чести созерцать».

Увлеченный идеей заселения Марса бизнесмен Илон Маск так выразил другую извечную мечту человечества: «Я пришел к выводу, что мы должны стремиться к расширению сферы и масштаба человеческого сознания, чтобы лучше понять, какие вопросы стоит ставить. В действительности единственное, что имеет смысл, – это стремиться к более глубокому и всеобщему просветлению. Но всеобщего просветления невозможно достичь без личного просветления. И духовные учителя, и поэты, и сочинители песен – все они разными способами на протяжении веков говорили нам, что ключ к постижению загадки человеческой души лежит в безусловной любви, которая одновременно является мостиком, соединяющим наш священный внутренний мир с неистовым миром вокруг нас. Или, как в своей книге «Сирены Титана» сказал Курт Воннегут, «цель человеческой жизни, кто бы ею ни управлял, – любить всех вокруг, кто нуждается в твоей любви».

А теперь у нас есть результаты исследований, подтверждающие все сказанное ранее в текстах песнопений и священных книгах. Например, профессор Джордж Вейллант курировал лонгитюдное исследование «факторов счастья». Начиная с 1938 года он изучал жизнь 268 студентов мужского пола Гарвардского университета и в конце концов заметил: «Через семьдесят пять лет, потратив выделенные на это исследование двадцать миллионов долларов, я пришел к следующему незатейливому выводу, укладывающемуся в несколько слов: «Счастье есть любовь. Точка». Примерно то же самое, не затратив на это семидесяти пяти лет и не израсходовав 20 миллионов долларов, сказал английский поэт Тед Хьюз: «Люди сожалеют лишь о том, что они недостаточно смело жили, не вкладывали достаточно сердца, недостаточно сильно любили. Все остальное вообще не имеет никакого значения».

Природа и искусство создают самую благоприятную почву для ощущения чуда. Эссеист и философ Ален де Боттон описывает искусство как «лекаря души». «Произведения искусства, – пишет он, – столь высоко ценятся в мире финансов и в культурной среде, что легко забыть о расхождении взглядов по поводу того, ради чего они на самом деле существуют». Говоря об одной из самых популярных картин Лондонской национальной галереи «Пруд с водяными лилиями» Клода Моне, он отмечает опасение некоторых, что «любовь к этому виду искусства приводит к заблуждению: те, кто восхищается красивыми садами, рискуют забыть о реальности – о войнах, болезнях, политических ошибках, безнравственности». «Однако истинная проблема нашей жизни, – утверждает Ален де Боттон, – кроется в другом. Реальная опасность заключается в том, что мы впадаем в депрессию и отчаяние; опасность в том, что мы можем потерять веру в будущее «человеческого проекта». А искусство как раз идеально подходит для борьбы именно с этим видом уныния. Весенние цветы, голубые небеса, дети, резвящиеся на пляже… вот что такое «визуальные символы надежды».

Музеи и галереи остаются одними из немногих оазисов, в которых можно получить то, что становится все более редким в нашем мире, – возможность отключиться от «гиперподключенной» жизни и испытать чувство удивления. Мы идем в музеи, когда хотим приобщиться к чему-то непреходящему и невыразимому. И это чрезвычайно редкая, а потому драгоценная возможность в нашей узурпированной технологиями жизни. Генеральный директор Художественного музея Индианаполиса Максвелл Андерсон считает задачей музея вызывать у посетителей «ощущение сопричастности и удивления… неуловимого душевного подъема, чувства избавления от какой-то тяжести». Или, как выразился мой соотечественник Аристотель, – катарсис.

«Каждой эпохе приходится заново переосмысливать понятие «духовность», – пишет Сьюзан Зонтаг в своем знаменитом эссе «Эстетика молчания». А музеи предлагают свой путь к его достижению. Иногда, конечно, переосмысление означает возвращение к уже давно существовавшему прежде. Порой этому процессу мешает одержимость немедленно фотографировать происходящее, еще даже не успев его пережить, – фотографируя картины или других людей, смотрящих на картины.

Автор книги «Одиночество вместе» профессор Массачуссетского технологического института Шерри Теркл отмечает, во что обходится постоянное документальное подтверждение – то есть фотографирование жизни. «Из-за таких вынужденных перерывов, – пишет она, – становится нелегко начать серьезный разговор с самим собой и с другими, потому что эмоционально мы находимся в постоянной готовности оторваться от любого занятия». Постоянно поглощенные процессом «документирования» всего, что с нами происходит, мы никогда по-настоящему в этих событиях не участвуем. Однако Теркл весьма оптимистична, полагая, что это вызовет протест – в первую очередь у поколения, пострадавшего от этого больше всех. Она делится с читателями мыслями четырнадцатилетнего мальчика, заметившего: «Как люди не понимают, что иногда можно просто выглянуть в окно автомобиля и увидеть, как течет жизнь, – и это замечательно. Можно размышлять. Некоторые об этом просто не подозревают».