Зубы дракона - Александр Прозоров

Утро подняло меня первого. Ежась от утренней прохлады, я вскочил на ноги, попрыгал, усиленно покрутил руками, выгоняя теплую кровь к замерзшим кистям. Посмотрел на остальных путников: охотники спали своей кучей, а мои друзья — своей. Правда, к «моим» притулился Чапа. Всем им, естественно, было тепло, и только я, оставшись в одиночестве, замерз как цуцик.

Небо уже светлело. Странно, что вчера я не обратил внимание на множество голубоватых ребристых гор, нагромоздившихся за краем обрыва. Пейзаж напоминал детскую комнату великана, в которой разбросан конструктор из пирамид Хеопса.

Шери тоже спали, сбившись недалеко от каменной россыпи в большой пушистый комок. Я, прижимая палец к губам, тихонько коснулся плеча вожака охотников, указал на посапывающую стаю. Он понял все с полуслова. Через пару минут, сумев не издать ни единого звука, мы снялись со стоянки и ушли вперед, оставив шери досматривать их кошачьи сны.

Растительность под ногами стала заметно более жухлой и почти вся имела желтый осенний оттенок. Деревья росли редко, далеко друг от друга и имели столь же снулый вид. Наше движение сняло с ночлега трех кошек, которые потрусили следом, но даже в мыслях не имели нападать.

Основная стая появилась часа через три. Хищники неслись во весь опор, оставляя за собой узкую черную полосу глубоко вспаханной земли. Этих бы красавчиков, да на совхозные поля — никаких тракторов не понадобится!

Шери, запыхавшиеся от долгого бега, атаковали нас сходу, но Малх ловко превратил крупного, матерого предводителя стаи из гурмана в блюдо меню, и кошачьи оставили нас в покое еще почти на час, но потом снова повисли на хвосте.

Терраса продолжала заметно поворачивать в южном (судя по солнцу) направлении и при этом стала быстро сужаться. Когда мы уходили от Горной Струи, солнце пекло в затылок, сейчас уже било в глаза; там террасу от края до края глазом не охватить было, а здесь ширина составляла от силы метров триста. У меня появилось ощущение, что скоро мы упремся в тупик. Деревьев не стало и в помине, но трава продолжала бороться за выживание среди этих пропеченных солнцем камней.

Хорошее местечко для привала в этот раз я углядел на краю обрыва: чем-то не понравился там растительности большой треугольник, усыпанный щебнем пепельного цвета. Обнаружив, что их законная еда нагло собирается укрыться в недоступном месте, шери пришли в неистовство и бросились в бой. Большинство кошек в последний момент передумало и отвернуло назад, но пять крупных зверей плотной кучей кинулись на Кюга с Барябой. Кюг выстоял, убив одного и отогнав другого, а Баряба оказался сбит с ног. При этом один шери забился на охотнике в предсмертных судорогах, второй принялся тут же рвать своего приятеля, а третий скакнул вперед и впился клыками в ногу Чапе. Парень закричал и рухнул, рассыпая собранный хворост. Подоспевший дед проткнул кошку копьем, они с Иреной подхватили Чапу на руки, и мы наконец-то выбрались на безопасное место.

Кровь из парня хлестала, как из ведра. Вспоминая все, что знал из медицины, я сорвал с него пояс, туго замотал бедро у самого паха, а потом еще, и затянул получившийся жгут древком копья. Кровотечение прекратилось. Я отполосовал полу его рапсодии и склонился к ноге: котяра ухитрился начисто скусить всю икроножную мышцу. Оставалось только прикрыть рану тряпкой, забинтовать и надеяться на лучшее.

— Через час жгут придется ослабить, — сказал я ему. — Будем надеяться, рана уже закроется.

— А она закроется? — подняла на меня глаза Ирена, и Чапа тут же испуганно схватил ее за руку.

— Не уходи. Когда ты рядом, мне легче. Я так рад, что познакомился с тобой. Ты самая прекрасная, кого я только видел в жизни.

Ко мне его слова явно не относились, поэтому я встал и подошел к деду.

— Как думаешь, долго нам еще тут в кошки-мышки играть?

— Если я не забыл легенды о первых мужчинах, то дня два еще идти, — вздохнул тот. — Потом Сады кончатся, а гора станет совсем крутой. Придется лезть наверх. Поверху обходить…

И мы оба невольно взглянули на Чапу. Это был единственный из охотников, который вызывал хоть какую-то симпатию. Вот и сейчас — ему наверняка хотелось вопить от боли, но он просто говорил и говорил. Держал Ирену за руку и говорил, то ли выплескивая накипевшее на сердце, то ли пересказывая слова древней песни:

— …твой голос ласкает сердце, как теплый летний ветерок, твои глаза завораживают, как магия полнолуния, твои губы порождают желания, от которых закипает кровь, улыбка чарует, словно рассвет над горным озером, волосы волнуют, словно видения темной ночи, дыхание душисто, словно цветение персикового сада. Жесты твои легки и грациозны, руки тонки и изящны, а пальцы точены, словно изваяны резцом мастера из драконьей кости, Прекрасны линии твоих плеч, соблазнителен подъем груди, изящна талия, манят к себе движения бедер, покатость живота.

Ноги твои стройны и свежи, как первый луч солнца, а каждый шаг разит, словно лезвие меча, оставляя вечный след в душе любого мужчины. Как прекрасен румянец на прохладных бархатных щеках, как загадочен взмах ресниц, поворот головы, сколько гордой грации во вскинутом подбородке! Ты воплощаешь все радости мира, смысл жизни, цель существования, ты создана на счастье и на гибель, ибо даже смерть не страшна, если служит платой за твои объятия. Каждый миг без тебя растягивается в вечность, и пища не имеет вкуса, и влага не утоляет жажды, воздух давит грудь, сон не дает отдыха, а солнце тепла. Без тебя мир сер и скучен, и я бросился бы в пропасть, если б не знал, что увижу тебя снова, прекраснейшая женщина Вселенной…

Чапе повезло — утром он был жив. Повязка на ноге потемнела от крови, сам он сильно побледнел, став напоминать привидение, под глазами висели мешки от бессонной ночи, но он был жив.

— Ну, ты как? — спросил Малх, присев рядом и внимательно осмотрев повязку.

— Нормально. — Чапа встал и, морщась от боли, сделал пару небольших шагов, приволакивая ногу.

— Понятно. — Вожак охотников поднялся, нашел взглядом Чегая. — возьмешь его сверток?

— Конечно… — Чегай без дальнейших разговоров принялся навьючиваться.

— Хорошо. Все собрались? Тогда пора. — Малх подошел к Чапе, закинул его руку себе на плечо, приняв на себя почти весь вес раненого парня, дошел с ним до самого края травы и внезапно отступил в сторону. Я не понял, откуда в его руках оказался ольхон. Лезвие хищно блеснуло на солнце, ахнула Ирена, судорожно сглотнул Ривьен. Чапа вскинул руки к горлу, словно надеясь остановить хлещущий поток крови, сделал пару неуверенных шагов и рухнул на траву. Шери, радостно рыча, кинулись к нему.

— Все, — выдохнул вожак охотников и повернулся к нам. — Ну, что встали?! Уходим, уходим.

Пока кошки рвали парня в клочья, мы шли спокойно. То, как Малх преспокойно перерезал Чапе горло, настолько поразило всех, не исключая охотников, что никто даже звука не издал ни в осуждение, ни в поддержку. Просто молча шли вперед. Земля уже почти не пружинила под ногами. Ее тонкого слоя хватало только на то, чтобы дать жизнь тощим желтым листьям травы. И открыть дорогу шери.