Невский романс - Ольга Свириденкова

— Ну наконец-то вы прозрели! — удовлетворенно заметила Вера. — Поняли, что он вовсе не из любви к вам заплатил папенькины долги? Прекрасно. А теперь, — Вера выпрямилась и многозначительно посмотрела на Полину, — теперь, моя неразумная барышня, вспомните, кто такая вы и кто такой ваш муж. И ведите себя достойно вашего происхождения!

Полина изумленно взглянула на Веру, а затем порывисто бросилась ей на шею.

— Боже мой, Верочка, милая, родная моя, что бы я без тебя делала! — признательно бормотала она, целуя Веру в щеки. — Да я бы пропала без тебя, как есть пропала бы!

— Ах, барышня, если бы вы и в прошлый раз послушались моего совета, — грустно прошептала Вера. И горько вздохнула, вспомнив сватовство Нелидова.

Раздобытая Верой травка подействовала. Сначала Юлий Карлович стал приходить в спальню жены через день, потом через два, а на третьей неделе и вовсе наведался лишь раз. Подружки торжествовали. Однако проведенные с мужем ночи по-прежнему оставались для Полины мучительными.

К неприятным ощущениям она постепенно притерпелась. Но смириться с самодовольно-грубым обращением мужа ей оказалось не под силу. Поведение супруга в спальне иной раз вызывало у Полины такое глубокое отвращение, что она была не в силах его скрыть. Вульфа же это, казалось, не смущало. Он искренне полагал, что порядочная женщина и не может воспринимать все это иначе. Только испорченные развратницы («как моя сестра», — ляпнул он однажды в забывчивости) способны испытывать наслаждение.

Полина не спорила с мужем, но его рассуждения вызывали у нее чувство протеста. Да, она была невинна, но, однако же, не настолько наивна, чтобы принять циничные рассуждения супруга за неоспоримую истину. Все-таки она воспитывалась во французском пансионе, и в круг ее чтения иной раз попадали книги пикантного содержания. И назвать милых, обаятельных героинь этих книг развратницами она никак не могла.

Впрочем, Полина вообще старалась думать о таких вещах поменьше. Тем более что вскоре у нее появилась другая причина для беспокойства.

Управляющий постоянно жаловался на грубое обращение Вульфа с крепостными. Да и сама Полина начала кое-что замечать. Например, пристрастие мужа по любому поводу критиковать прислугу. И обед подают не так, как положено, и кланяются хозяевам недостаточно почтительно, и в комнатах не чисто убрано. Доставалось всем: и горничным, и садовникам, и конюхам с кучерами.

— Я вас научу порядку! — кричал Юлий Карлович, потрясая кулаком перед испуганной мордашкой какой-нибудь дворовой девчонки. — Ишь, бездельники! Разболтались совсем без хозяйского присмотра!

А однажды произошла и вовсе безобразная сцена. Вышло так, что в супнице оказалась муха. Бог ее знает, как она туда попала, может, залетела уже в столовой. И все бы ничего, если бы при разливе супа эта злосчастная муха не угодила, словно нарочно, в тарелку Юлия Карловича. Вульф успел заметить муху раньше, чем она оказалась у него во рту. И, тем не менее, он пришел в страшное бешенство, завопил, выскочил из-за стола и опрометью понесся на кухню. Перепуганная Полина бросилась за ним.

Что тут началось! Юлий Карлович носился по кухне, потрясал кулаками и обрушивал на головы поваров все мыслимые и немыслимые проклятия.

— Мерзавцы! Ротозеи! Иуды! — орал он, перебегая от старшего повара к кухарке и от кухарки к поварятам. — Всех — на дальние хутора, в глушь, в Сибирь! А-а-а! Так-то вы добром за добро? Хозяев мухами травить?! Всех! Всех до последнего мерзавца в Сибирь!

И тут, в довершение всех неприятностей, случилось ужасное. Полина, молча наблюдавшая за истерикой мужа, не выдержала и прыснула. Нет, ситуация была отнюдь не смешной, но уж очень нелепо прозвучала угроза Юлия Карловича «всех крепостных — в Сибирь». В самом деле, если всех слуг отправить в Сибирь, кто же тогда будет работать в Премилове?

Услышав смех жены, Вульф оторопел. С минуту он недоуменно смотрел на нее, а затем, страшно побагровев, топнул ногой.

— А, вам смешно, сударыня! — прошипел он сдавленным от бешенства голосом. — Что ж, смейтесь: это все ваших рук дело!

— Моих?!

— Да-с! И ваших дорогих родственничков тоже! Распустили холопов так, что больше некуда! А потом плачетесь, что именья ни черта доходов не дают! — и, развернувшись на каблуках, он выбежал из кухни.

* * *

Слова мужа озадачили Полину, и вечером она решилась поговорить с Литвиновым.

— Правда ли, Алексей Павлович, что Премилово приносит мало дохода? — спросила она, прямо глядя ему в глаза.

Литвинов нахмурился:

— Что мне сказать, Полина Юрьевна? Вы ведь ничего не смыслите в делах. Ну, покажу я вам свои отчеты, докажу, что все у нас хорошо… А господин барон скажет, что я вру и все обстоит совсем иначе.

— Но… Как же мне тогда узнать правду?

Литвинов разложил перед молодой женщиной конторские книги и принялся терпеливо что-то втолковывать. Он так старался, что даже вспотел, но… Полина почти ничего не поняла. Из пространных объяснений управляющего она лишь уяснила, что доход с имения за прошлый год составил тридцать пять тысяч рублей и что Литвинов не одобряет перевода крестьян с оброка на барщину.

— Барщина, оброк… — в раздумье повторила Полина, вспомнив далекий разговор с Нелидовым. — А что это вообще такое, Алексей Павлович?

Литвинов объяснил разницу.

— Но ведь получается, что барщина выгодней! — воскликнула Полина, обрадовавшись, что хоть что-то поняла. — Если крестьянин платит оброк, прибыль помещика всегда остается одинаковой. И если год выдался урожайным, никакой выгоды от этого помещик не имеет.

— Верно, — подтвердил Литвинов. — Но ведь помещик-то все равно не будет в убытке, так?

— Но и лишних денег не получит!

— Зато их получит крестьянин. То есть не деньги, конечно — деньги там получаются смешные — а лишнюю порцию мяса в выходной день. Или новый кафтан к именинам. — Литвинов пристально посмотрел на Полину. — Чем же это, по-вашему, плохо? Вы не хотите, чтобы ваши крестьяне были сыты?

— Конечно же, хочу. Что за детский вопрос, Алексей Павлович?

— Вовсе не детский, — Литвинов откинулся на стуле. — Вот ваш супруг, например, не хочет блага крепостным. Поэтому и задумал отменить оброк и заново ввести барщину. Чтобы крестьяне работали на износ и чтобы каждая крестьянская копеечка была под контролем.

Полина усмехнулась.

— А вы, Алексей Павлович, однако, либерал.

Литвинов вскочил со стула и отвернулся к окну.

— Полина Юрьевна, если я вам не угоден — ищите нового управляющего!

— Боже мой, да что вы! — Полина торопливо встала из-за стола и подбежала к Литвинову. Вспышка гнева этого воспитанного, уравновешенного человека так поразила ее, что она не сразу нашлась со словами. — Перестаньте, Алексей Павлович, разве я сказала, что не разделяю ваших взглядов? Пусть все остается по-старому, я не против!