Последняя картина Сары де Вос - Доминик Смит

– Так у вас оказались все три картины де Вос сразу? Наверное, это облегчило исследования?

Хелен отвечает, глядя в компьютер:

– Да. Лейденские были под замком, пока Макс не вернулся из Китая. Тут привезли третью, и он велел хранителю отнести сюда все разом. Мне так только лучше. – Она вновь переводит взгляд на капкейки. – Это преступление против человечества. Похоронный звон по всем женщинам в менопаузе…

– У меня примерно полчаса, – говорит Элли чуть раздраженно, – а потом мне надо в университет.

– Да, конечно. Я увлеклась почтой. Вы получаете письма из Нигерии, от кронпринца или вождя в изгнании?

– Вообще-то, нет. Я пользуюсь только университетской почтой, и там все отсеивается.

– Наверное, ваши пересылают мне. Моя хотмейловская папка «Спам» от них лопается.

Хелен встает, последний раз облизывает пальцы и идет мыть руки над раковиной в углу кабинета – там же стоит аптечка и промышленная установка для промывания глаз. Хелен тщательно трет руки до запястья, словно хирург. Затем поворачивается к Элли:

– Что ж, давайте посмотрим на картины.

Она ведет Элли в нишу и щелкает несколькими выключателями. С шипением загораются люминесцентные лампы, вспыхивают отражатели на черных металлических стойках.

– Иногда я чувствую себя актером, выходящим на сцену. Или так, или я работаю в тостере, – говорит Хелен.

Три картины, по-прежнему в своих рамах, установлены на мольбертах. Элли подходит ближе, чтобы рассмотреть их в искусственном свете. Две «Опушки» стоят рядом, похоронная сцена – сбоку. Хелен смотрит в свои записи, Элли разглядывает инфракрасные и ультрафиолетовые снимки картины, прикнопленные к пробковой доске.

Хелен сует руку в карман халата.

– Я импортировала рентгенограммы в «Фотошоп», так что покажу потом на компьютере, но давайте пока посмотрим первоначальные данные. Начнем с новой картины, похоронной сцены из Лейдена. Вроде бы все соответствует периоду… двойной грунт, прорись не видна, так что я сказала бы, ее делали мелом, потому что, будь это уголь, мы бы увидели углерод в инфракрасных или рентгеновских лучах. Мазки и пигменты соответствуют тому, что мы знаем по другим картинам и по этому времени в целом. Чуть больше импасто, чем на двух других, но в пределах возможного. Некоторое количество нестойких красителей, например, она писала зелень вдоль реки медным резинатом, который со временем побурел. Ультрафиолет почти не показал расчисток и нового лака, так что, скорее всего, картина долго лежала где-то на чердаке. Сзади следы древесной муки от древоточцев, точивших подрамник, что подтверждает гипотезу о долгом забвении. Как почти у всех картин семнадцатого века, подрамник заменен некоторое время назад, вероятно в девятнадцатом столетии, вместе с рамой. Так что, на мой взгляд, работа подлинная. Одно очко Лейдену – новая картина той же художницы.

Элли поворачивается к «Опушке» и копии. Искусственное старение, которому она подвергла свою работу, тонкая сеть кракелюров, при таком свете кажется чуть нарочитым.

– А как насчет этих двух? – спрашивает она.

Хелен шмыгает носом – начинающийся насморк или следствие долгой работы с растворителями.

– Вот тут все становится интересно. Насколько я поняла, в этом забеге участвуют две гипотезы. Первая, что либо сама художница, либо ее ученики сделали копию в мастерской, вторая, что это более поздняя неавторизованная копия.

Элли рада, что Хелен не употребила слово «подделка», которое больше подходит для бульварной прессы.

– Я вся внимание, – говорит она.

Хелен вынимает из кармана мятый носовой платок, сморкается, убирает платок обратно. Опускает бинокулярную лупу на глаза и, упершись ладонями в колени, наклоняется ближе к копии. Потом выпрямляется и начинает говорить, но, поскольку лупа по-прежнему на лице, в словах чудится что-то страшное, механическое.

– Во многих отношениях они практически идентичны. Полотно соответствует эпохе, грунт и имприматура тоже, пигменты в целом того времени.

– Что значит «в целом»?

Хелен поднимает бинокулярную лупу и моргает от света.

– Вы что-нибудь знаете про свинцово-оловянистую желтую?

Ну вот она, думает Элли. Химическая улика.

– Я читала об этом, но давно. Напомните.

Она чувствует сосущую боль под ложечкой.

– Вы, наверное, знаете, что это был главный желтый пигмент примерно до тысяча семьсот сорокового, а потом его надолго забыли. После того, как в девятнадцатом веке начали делать синтетические красители, некоторые старые пигменты полностью вышли из употребления, и этот в том числе. Есть два типа этой краски, свинцово-оловянистая один и свинцово-оловянистая два, но для наших целей это не важно. Из употребления она вышла, потому что сильно ядовита, да и готовить ее трудно. Вообразите, что надо спечь свинец, олово и кварц при тысяче градусов, растереть получившееся стекло и просеять через сито. Не хотелось бы мне этим заниматься… так или иначе, ученые заново открыли этот пигмент и обнаружили, что со временем он образует металлические мыла, в данном случае свинцовое.

Хелен встает перед оригиналом:

– Видите вот этот кусочек желтого? Там такая вроде шершавость.

Она указывает на желтые шарфы конькобежцев.

Элли наклоняется и видит тонкую зернистость как бы под красочным слоем.

– Я едва могу ее различить.

– Она есть, поверьте, – говорит Хелен. – Под микроскопом желтые куски выглядят как наждачная бумага. Может быть, это и подсказало копиисту мысль.

– Какую мысль?

– Когда я делала спектральный анализ левой картины, проверяла состав желтой краски, там оказалось довольно много кремнезема – главной составляющей песка. Тот, кто писал копию, пытался добиться той же текстуры, но металлические мыла его выдали. В лейденской подделке свинцово-оловянистой желтой нет.

Теперь, когда слово «подделка» прозвучало, Элли трудно поднять глаза на Хелен.

– Интересно, – выдавливает она.

– Металлические мыла – решающий довод. Хотите посмотреть рентгенограммы?

Элли хочется сбежать из музея и сидеть у залива весь день. Уволиться с работы и на полгода исчезнуть. Однако она говорит:

– Конечно, давайте посмотрим.

– Рентгеновские снимки добавляют кое-какие нюансы. Давайте вернемся к компьютеру и посмотрим.

Она выключает свет, и они идут к заваленному бумагами столу. Хелен садится за компьютер и убирает скринсейвер с изображением звездного неба. Теперь на экране «Адоб фотошоп». Хелен щелкает по меню, выводит рентгенограммы обеих «Опушек», одну рядом с другой. Бумага для рентгенограмм имеет формат А4, так что на каждую картину Хелен потребовалось несколько листов. Они собраны по сетке – прямоугольники, разделенные белыми линиями на черном и сером фоне.