По субботам не стреляю - Вера Михайловна Белоусова

В этой статье я доказывал, что международных тайных заговоров не существует... Так вот – эти люди похитили меня с единственной целью: доказать мне и через меня всем прочим реальность собственного существования.

– Вот это номер! – воскликнула сестра.

Что до меня, то я просто утратила дар речи и беспомощно ловила ртом воздух. Галкина тоже выглядела крайне изумленной.

– Вы хотите сказать, что они объяснили вам прямым текстом?..

– Именно так. Вы спрашиваете, почему они меня отпустили... Потому и отпустили. Зачем я им там? Я был им нужен только как передаточное звено, как провод, что ли... Или, если хотите, как почтовый голубь. Они вложили в меня определенную информацию и отправили обратно, чтобы я нес эту информацию дальше. Вам, например...

– Скажите, Сергей, – продолжала Галкина, – вы видели этих людей?

– И да, и нет. Я их видел, но они были в масках, все до единого, и в одинаковой одежде, вроде балахонов.

– Как они с вами обращались?

– Неплохо. Можно даже сказать, хорошо. Если, конечно, не считать того, что держали взаперти. Кормили-поили, как в ресторане. Газеты давали.

– Какие газеты?

– «Общую», «Сегодня» и «Завтра».

– И «Завтра»?

– И «Завтра».

– Как происходило ваше общение с ними?

– Сначала никакого общения не было. Весь четверг я сидел один, и никто мной не интересовался. Это было, пожалуй, хуже всего. Я не понимал, что происходит. Честно говоря, я впал даже в панику. Стал стучать в дверь, кричать и все такое... Тогда вошел охранник и сказал, чтобы я потерпел до завтра – завтра мне объяснят, что к чему. В пятницу меня отвели к Магистру. Он-то мне и растолковал, что им от меня нужно.

– Что именно он сказал?

– Примерно так: «Не волнуйтесь, мы не причиним вам зла. Мы прочитали вашу статью и привезли вас сюда, чтобы доказать вам ошибочность вашей точки зрения. Завтра вас доставят домой. Мы не сомневаемся, что, вернувшись, вы найдете способ сообщить публике о том, что вам стало известно. В этом – единственный смысл вашего пребывания здесь». Примерно так.

– Скажите, как все это выглядело? Хотя бы в самых общих чертах. Знаете, вокруг этого столько накручено...

– Между прочим, все это не так уж далеко от действительности. Вот, например, когда меня привели к Магистру... Представьте себе: сначала темнота, пока глаза не привыкнут, только свечка какая-то горит где-то сбоку или лампочка. Но если лампочка, то о-очень слабенькая. В чем-то белом. Потом, когда глаза привыкли, я разглядел: это белое, это был череп. Там стол был, сбоку, покрытый черным, на нем этот самый череп, а перед ним – Евангелие. Около стола – открытый гроб с костями. И семь подсвечников.

– О господи! – выдохнула Галкина.

– Да... Потом инструменты всякие... Молоток, лопата, отвес... Вот, собственно, и все. В субботу вечером, поздно, опять надели мешок, посадили в машину – не в мою, а в чужую – и привезли к самому дому. Высадили и в ту же секунду умчались.

– А машина? Ваша машина, я имею в виду?

– Стояла во дворе, на обычном месте.

– Как вы думаете, где может находиться подвал, в котором вас держали?

– Понятия не имею. Скорее где-то за городом – мне показалось: деревья шумели. Но точно не скажу. Мог быть дом в каком-нибудь сквере, здесь же, в Москве. Мне казалось, что мы очень долго ехали. Но я, честно сказать, так обалдел, что потерял чувство времени. И потом, они вполне могли кружить по улицам, чтобы сбить меня с толку. Хотя вроде ехали мы по прямой... Не знаю.

– Хорошо, Сергей, спасибо большое, – сказала Галкина. – У меня к вам, конечно, еще куча вопросов, но не стану вас больше мучить. Ждем завтра у нас в студии, где, я надеюсь, состоится более подробный разговор.

– Ну, так, – сказала я. – И что, спрашивается, из этого следует? Что убийца – не Костя или что Костя – масон?

В самом деле, как просто! Вот оно, то самое звено, которое объединяет личное с общественным, любовь – с политикой. Я добросовестно попыталась представить себе Костю в балахоне и в маске. Что ж, не более странно, чем Костя с пистолетом. Я уже ничему не удивлюсь.

– Маринка! – взмолилась я. – Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь!

Она посмотрела сквозь меня и проговорила тоном сомнамбулы:

– Евангелие? Он сказал: Евангелие? Но это же очень интересно! Я хочу видеть этого человека!

– Кого, Кузнецова?

– Его, его...

– Зачем он тебе сдался?

– Поговорить.

– Что ты хочешь от него услышать? Он уже все сказал. А чего не сказал – скажет завтра.

– Нет, – решительно возразила сестра. – Я хочу сама задавать ему вопросы. Понимаешь? Вот увидишь – завтра они очень быстро перейдут к размышлениям по поводу, а у меня совсем другие задачи.

– Да что говорить, – сказала я. – Все равно нам до него не добраться.

– Почему не добраться? – невозмутимо заявила сестра. – Ты же говоришь, у тебя есть его телефон.

Я пожала плечами.

– Ну и что? Что ты будешь с этим телефоном делать? Позвонишь и скажешь: я поклонница вашего таланта? Или – я вас видела по телевизору, вы мне очень понравились?

– Почему я? – удивилась сестра. – Не я позвоню, а ты! Тут опешила я.

– Но я вовсе не собиралась ему звонить! Что я ему скажу?

– Скажешь, что хочешь поговорить. Уверяю тебя, он клюнет! Во-первых, он наверняка подумает, что ты собираешься откровенничать насчет Никиты, а во-вторых, ты ему явно понравилась.

– С чего ты взяла?

– Не знаю. Чувствую.

– Но я совершенно не хочу с ним разговаривать!

– Тебе и не нужно. Разговаривать буду я.

– Транзит? – догадалась я.

– Транзит, – подтвердила сестра. Систему «транзита» мы разработали сто лет назад, в восьмом классе. Дело было так. Я влюбилась в мальчика из десятого класса, но совершенно не знала, как к нему подступиться. Маринка, разумеется, была в курсе. И вот, войдя в мое бедственное положение, она протянула мне руку помощи. Ее саму мой «объект» нисколько не интересовал, поэтому она чувствовала себя куда более независимо, чем я, и ни капельки его не стеснялась. Под каким-то предлогом – уж не помню каким, – она подошла к