Миры Тани Гроттер - Анастасия Метельская

– Но как ты узнал об этом и как тебя пропустили, тебе ведь нет восемнадцати лет?

– Ты забыла, что я чувствую тебя, а восемнадцать мне исполнилось вчера.

– Правда? Поздравляю. Желаю тебе исполнения всех желаний! – Таня говорила совершенно искренне. И… удивлялась себе.

– Таня, у меня только одно желание, и исполнить его можешь ты. – В глазах Глеба мелькнули одновременно радость и мольба.

– Глеб, не надо об этом…

– Ладно, – легко согласился Глеб. – Ты не знаешь, где здесь есть приличный ресторанчик? Я бы хотел пригласить тебя отпраздновать мой день рождения.

– Вообще-то я плохо знаю Лондон, но мы можем поискать… – немного растерянно проговорила Таня. Но растерянность быстро сменилась весельем. Девушка попросила Глеба подождать пять минут, оделась. Скоро они вышли из дома на улицы Маг-Лондона и принялись выбирать ресторан.

– Глеб, как ты это делаешь? Неужели больше никто этого не видит?

– Нет, этот салют только для тебя.

Таня и Глеб стояли на балконе «Обители звезд», как скромно называла жилище тибидохцев Склепова, и смотрели в ночное небо.

В воздухе расцветали неземные цветы и необычные узоры – все это было настолько захватывающе, что Таня Гроттер совершенно забыла об окружающем мире.

Этот день вообще был захватывающим. В ресторане, где Таня и Глеб устроились отмечать день рождения, Бейбарсов легко сделал так, что в зале остались только они вдвоем; потом была дискотека, но там они долго не задержались; и вот теперь салют. Все это время Таня не узнавала Бейбарсова. Из брутального, немного истеричного Душикошкина он превратился в прекрасного собеседника, остроумного, эрудированного, слегка ироничного.

Мысленные рассуждения малютки Гроттер прервала новая картина, открывшаяся ее глазам. В воздухе стали появляться портреты. На них был изображен один и тот же человек – молодая девушка. Рыжеволосая, с огромными зелеными глазами, она была настоящей красавицей. Слегка дерзкой, непокорной и в то же время удивительно нежной. Вначале были просто наброски, сделанные неуверенной рукой ребенка, но с каждым новым рисунком становилось видно, как художник совершенствовался. К окончанию этой импровизированной выставки девушка с портретов выглядела материальнее своего прототипа.

– Глеб, это великолепно! – в восхищении воскликнула Таня.

– Это ты, – просто ответил Бейбарсов.

– Но откуда это все?

– Ты ведь хотела увидеть мои рисунки? Такой я вижу тебя.

– Спасибо. – Таня все еще не могла отойти от потрясения. – Это лучшее, что я когда-либо видела. Правда, я всегда хотела увидеть себя со стороны, но никогда не думала, что для кого-то я такая.

– А ты не такая. Ты гораздо лучше. Ни один художник не сможет передать твоей красоты, как бы он этого ни хотел, – уверенно сказал Глеб.

– Ты сегодня не такой, как обычно, – заметила Таня.

– В смысле?

– Ну, по-моему, ни разу за весь день ты не попытался ко мне приставать, – смущенно ответила Таня.

– А тебя это разочаровывает? – усмехнулся некромаг. – Если серьезно, локон Афродиты странно подействовал на меня. Я понял, что любовь нельзя ни купить, ни украсть, ни выменять. Ее можно лишь заслужить или завоевать. Я хочу теперь, чтобы ты полюбила меня по-настоящему. Я сделаю для этого все, что в моих силах, и завоюю все-таки тебя, но никогда не буду принуждать. Мне нужна только твоя искренняя любовь.

«А знаешь, Бейбарсов, таким ты мне нравишься гораздо больше», – подумала Таня. В глазах Глеба зажглась искра радости.

– Блин, Бейбарсов, ты что, подзеркаливаешь???

– Я же говорил, что чувствую тебя, – улыбнулся Глеб.

– И что, мне теперь вообще о тебе думать нельзя?

– Почему? Можно.

– Мне бы хотелось… – нерешительно проговорила Таня, – чтобы ты не мог прочитать некоторых моих мыслей о тебе. Так… так честнее, так таинственнее, что ли.

– Я и это предусмотрел, – просто, без рисовки, заявил Глеб. – Вот. Держи амулет.

– У тебя приступ великодушия сегодня? – не смогла не съязвить Таня.

– Ну, что-то типа того. Тань, давай постараемся прожить сегодняшний день без сарказма. Пожалуйста.

Таня посмотрела в глаза некромага. С ними определенно что-то произошло. Если раньше глаза Глеба были непроглядно-темными и затягивали, как тот омут, в котором водятся черти, то сейчас в них появился блеск. Оказывается, этот загадочный блеск сводит с ума куда эффективнее. Раньше Тане казалось, что она тонет в абсолютной тьме, которая выматывает и из которой нет сил выбраться, а сейчас девушка испытывала совершенно новые ощущения. Да, эти ощущения нравились Тане, как и прежде, а может, и больше, ведь чувства подчинения мраку больше не было. Глеб изменился! Как бы ни подействовал на него локон, но тьма души некромага отступила перед светлым артефактом.

Очарование вечера разрушил вопль:

– Эй, сиротка, я тута! Радуйся, я пришла! Уррра!!

– Опа, Трупенция Могилова наша драгоценная пришла. – В глазах Глеба заиграли веселые бесы. – А я-то думаю: что-то тихо тут, спокойно. Вот что лучше: заморозить ее или только речь отнять?

– Глеб! – наигранно-серьезно воскликнула ТАня.

– Да ладно, Тань, я шучу…

– Танькааа, ты где? О, куда залезла. – На балконе появилась Гробыня. – Вааааааааау!!! Грызикрыскин! А ты что тут делаешь?

– Я тоже рад тебя видеть. – Глеб дурашливо расшаркался. – Только не надо таких бурных восторгов.

– Не, вы это видели? Девушка в кои-то веки приходит переночевать, а тут кошмар ее юности обитает. Барсик, ты надолго или пока не надоешь?

– Пока не надоем. Тане, – уже серьезным голосом ответил Бейбарсов.

– О, тогда это надолго. А где ты ночевать собираешься? На полу? У нас вся мебель занята. Хотя у Таньки кровать двуспальная, если хорошо попросишь, она подвинется.

– Склеп, от тебя я такого не ожидала, подруга называется.

– Да, я такая, – довольно промурлыкала Гробыня.

– Короче, Склеп, я тебя огорчу, но спать ты будешь со мной, а Глеб на твоей кровати, – по-хозяйски распорядилась Таня.

– Неееееет!!! – возмутилась Гробыня. – Пусть он лучше себе матрас наколдует. Мои поклонники этого не поймут.

– Ну, матрас так матрас, – произнес Бейбарсов, до этого невозмутимо наблюдавший за беседой девушек.

Дневник Тани Гроттер:

«18 августа. Глубокая ночь.

Не знаю, что со мной происходит. Кажется, мне начинает нравиться Глеб. Он очень изменился. Этот день – самый лучший. С Ванькой никогда такого не было. Сегодня мне показалось, что я знаю Глеба всю жизнь. Мне с ним так легко, хорошо. С Валялкиным я последнее время постоянно в напряге: как бы не сказать что-нибудь не то, не сделать что-нибудь не так, а Глеб – он как будто чувствует меня. Но в то же время ведь у меня амулет… Я попросила Склепшу этот амулет проверить, так Гробынька сказала, что он настоящий. Выходит, Глеб и в самом деле меня здорово понимает. Мне немного совестно перед Ваней, но он сам поругался со мной, так что нечего волноваться. Сам виноват. Нет, ну какой все-таки Бейбарсов красивый! У него даже глаза другие стали. Интересно, а ему понравится, если я его, как Склепова, Барсиком назову? Завтра проверим. Хотя нет. Лучше не надо, а то я, во-первых, речи лишусь, а во-вторых, не похож он на Барсика. Если уж сравнивать, то Глеб скорее просто барс».