Кровавый путь - Максим Гарин

Минуты две Петраков блаженствовал, но потом находил аргументы против такого решения.

Во-первых, он плохо переносит жару, а во-вторых, жена накупит уйму ненужный вещей. В-третьих, и это был самый сильный аргумент, – по возвращении поймешь, что деньги потрачены, а толку от этого никакого. Загар слез, воспоминания притупились, а дома ничего нового не появилось.

Затем Петраков придумывал новое применение деньгам. Он уже видел в своей квартире новый телевизор, музыкальный центр, стопочку компакт-дисков с классической музыкой, которую обожал и которую уже не мог слушать в сопровождении шипения, вырывавшегося из огромных колонок стереопроигрывателя. Все виниловые диски внуки нещадно исцарапали, используя их, как летательные аппараты внутри квартиры.

Но и от таких перспектив Аркадий Карпович вскоре отказывался. Куда приятнее было поставить шкатулочку на письменный стол, закрыть кабинет на ключ и перебирать, пересчитывать зеленые бумажки, каждый раз убеждаясь, что их не стало меньше и что они до сих пор могут дарить уникальную возможность – мечтать. Но теперь к этим бумажкам, к двадцати новым и не очень, стодолларовым купюрам Петраков неизменно в мыслях добавлял несколько пачек за будущее, еще толком не предложенное ему сотрудничество.

Ему казалось, будь этих денег побольше, он непременно начнет их тратить. А часть прибыли он вложит в какое-нибудь дело, чтобы не испытывать страха перед будущим.

Гардероб со своей одеждой Аркадий Карпович тоже держал в кабинете. Тут висели модные лет десять тому назад костюмы, в картонных коробках стояли надетые раз или два туфли, искрились целлулоидные упаковки венгерских и чешских рубашек времен социализма, сколотых еще не пластиковыми зажимами, а булавками с крупными пластмассовыми головками.

Но то, что раньше свидетельствовало о достатке Петракова, теперь могло быть лишь свидетельством его бедности. Синтетической материей костюма никого не удивишь, лишь вызовешь улыбку.

– «Кремплен», – зло усмехнулся Петраков, – слово-то какое дурацкое! А стоил, как половина телевизора. Нет купить бы тогда более дешевый шерстяной костюм.

И тут в голове промелькнула обидная мысль:

«Да, допустим, меня пригласят на беседу, но в чем я туда пойду? Человеку, одетому в дешевый костюм, никогда не заплатят сполна».

И Петраков тут же решил заняться своим гардеробом. Он даже не прикоснулся к костюму, к рубашке, висевшим в шкафу, даже не открыл зеркальную дверку гардероба. Стал перед ней и вгляделся в свое лицо. Давно, еще во времена работы над секретным проектом, он часто рассматривал свое отражение, считал новые морщинки, появлявшиеся на лбу после бессонных ночей, по большей части вертикальные. Следил за тем, как расширяется сеточка морщинок в уголках глаз, как дряхлеют после каждой пьянки впалые щеки.

Сколько же морщин на его лице теперь, он не сосчитал.

«Молодость не вернешь, – проговорил он типичную для всех стариков фразу, – но держать себя в форме я все же могу? – и он провел рукой по клочковатым седым волосам, торчавшим на яйцевидной голове. – Слава богу, лысина еще не просматривается, хотя если зачесать волосы назад, – и он сделал это, – увидишь похожие на рога залысины по бокам лба, блестящие, словно лоб сделан не из плоти, а из полированной кости».

Затем тыльная сторона ладони скользнула по покрытой щетиной щеке. В последние годы Аркадий Карпович пользовался электрической бритвой, хотя свободного времени в его жизни появилось куда больше, чем прежде. Бритва «Харьков», которой исполнилось пятнадцать лет, никогда не выбривала идеально, создавая лишь видимость косметических изменений.

Покосившись на запертую дверь, Петраков вытащил рубашку из штанов, расстегнул ее и развел в обе стороны. На его худощавой фигуре нелепо смотрелся выпуклый, почему-то напоминающий огурец животик.

«Тренироваться бросил, – с горечью подумал Петраков, так, будто бы поставил на себе крест. – Ты еще гроб закажи и поставь его здесь, в кабинете. Нужно приводить себя в порядок. Хорош же я буду, если в таком виде стану заламывать за свою работу большие деньги! Не дадут, и все тут».

Встав на колени, Аркадий Карпович заглянул под шкаф и увидел обросшие пылью гантели. Они даже не покрылись ржавчиной, хоть к ним и не прикасались лет пять, такая сухость стояла в квартире, расположенной на пятом этаже построенного на возвышенности дома. Петраков вытащил гантели, обтер с них пыль и загнал ее серые клочья под шкаф. Когда же взял спортивные снаряды в руки, то ощутил, как тяжело ему с ними стоять. Лег на пол и, скрипя зубами от напряжения, принялся сгибать и разгибать руки.

Досчитав до двадцати пяти, Петраков замер, прислушиваясь к изменениям, которые, по его мнению, должны были произойти в организме после недолгого занятия спортом. Ему показалось, что кровь быстрее бежит по жилам, что мышцы наполняются силой.

Прижав гантели к груди, Петраков заелозил по полу ногами, сунул ступни под шкаф и принялся качать пресс, не забывая при этом поглядывать на свое отражение в зеркале. За стеклом то возникало, то исчезало перекошенное от напряжения старческое лицо.

– Десять! – выдохнул Аркадий Карпович и обессиленный упал на ковер.

Ощупал руками живот. Ему показалось, тот немного подобрался.

"Пару недель занятий – и живот исчезнет.

Жира у меня нет, а мышцам нужно давать нагрузку".

Хоть в доме и не было особенно жарко, пот выступил на лице, под мышками и на животе Петракова. Он положил гантели на видное место возле двери, спрятал шкатулочку с деньгами и гордый собой отправился в ванную. Торопясь, разделся, сбрасывая прямо на пол пропахшую потом и старостью одежду, стал под душ, продолжая прислушиваться к ощущениям тела.

Вода сперва обжигала, заставляла морщиться.

Ему хотелось выскочить из-под упругих струй, но вскоре тело привыкло, и вот он уже наслаждался теплом, не забывая время от времени проводить ладонью по лицу. Но каждый раз ему казалось, что щетина еще не достаточно распарилась для того, чтобы начать бриться.

Он взял в руки кисточку, засохшую от неотмытой мыльной пены, с растрескавшейся деревянной ручкой. Вскоре кисть стала мягкой. Специального крема для бриться в шкафчике над умывальником не нашлось, и Петраков воспользовался мылом.

Он довел пену до густой консистенции, и аккуратно наложил ее на щеки, на подбородок и шею.

Лезвия из нержавеющей стали нашлись в самом уголке ящика, расположенного под аптечкой, они совсем не затупились от долгого лежания. Сверкающий металлический станок, купленный Аркадием Карповичем в командировке, послушно принял два лезвия.

С легким хрустом срезались волоски, Петраков рассматривал их в сгустках пены.

– Хорошо, черт возьми, – черта он поминал чаще Бога, – следить за собой".

Наконец он закончил бриться, сполоснул лицо.

Из двух маленьких порезов сочилась кровь. Петраков смазал их слюной и занялся седыми волосами. Трижды он промывал их шампунем дочери, резко пахнущим яблоком. Помылся самой жесткой губкой, какую только нашел, несколько раз сменил воду с горячей на ледяную, после чего почувствовал себя помолодевшим лет на десять. Понял, если бы рядом оказалась женщина, воспользовался бы ее услугами, не задумываясь.