Княгиня Ольга и дары Золотого царства - Елизавета Дворецкая

– Как порадовало бы наши сердца, если бы она отличалась такой же умеренностью и в других своих желаниях, – многозначительно заметил Константин, глядя на нее скорее пристально, чем дружелюбно.

Эльге показалось, что со времени встречи в китоне он разрумянился, а веки его потяжелели.

– Вот как? – Роман оживился и метнул любопытный взгляд на Эльгу. – О чем ты говоришь?

– Не о том, о чем ты подумал.

– А я слышал, что после смерти архонта Ингера она погубила сорок женихов, которые к ней сватались, это правда? Она красивая женщина и сейчас, а это ведь было лет пять назад? Или больше?

– Ты путаешь ее с Пенелопой, – поправил его ученый отец.

– Нет, не путаю! Говорили, что она одних сожгла в бане, других зарыла живыми в землю, третьих убила на могиле мужа! Мне рассказывал один вестиарит в харчевне, он сам из русов. Спроси, как можно сжечь людей в бане? Чему там гореть? Иных в бане топят или могут зарезать, но как там жечь, там же кругом вода!

– Я никого не жгла в бане. – Изумленная Эльга отложила золотые вильца. – Кто наплел вам такую чушь?

– Но могла бы – если бы хотела? Как можно, когда у вас нет «живого огня»?

– Наши бани выстроены не из мрамора, а из дерева, – сдержанно пояснила Эльга. – Их можно поджечь, как всякое деревянное строение. Иные конунги Северных Стран имели обыкновение сжигать своих врагов, собрав их в дом и усадив пировать, а потом закрыв двери снаружи. Но я надеюсь, этим жестоким обычаям не будет больше места на Руси.

– Да поможет Бог! – торжественно провозгласил Константин и перекрестился. – Надеюсь, также в души русов проникнут и прочно утвердятся и другие важнейшие заветы Божии: миролюбия и нестяжательства. Ибо ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи. А мы всегда желали мира со всеми народами, кто дружествен к нам, и готовы подтвердить это нашим расположением и ежегодными дарами, если только принимать их будут с открытым сердцем и сыновней покорностью.

– А еще я слышал, будто ее мужа привязали к двум деревьям и так разорвали! – продолжил Роман, пока Эльга отыскивала ответ его отцу. – Так всегда поступали с разбойниками, еще пока сами ромеи были язычниками. И русы – язычники, они ведь тоже делали так? Переведи, чего молчишь? – окликнул он толмача.

– Едва ли стоит напоминать ей о позорной смерти ее мужа! – Константин сделал сыну предостерегающий знак.

Феофано воззрилась на супруга довольно хмуро и закрыла руками голову ребенка, будто желая помешать ему слышать. Ей не понравилось то, что Роман при всех упомянул свою привычку ходить по харчевням.

– Нет, спроси! – настаивал Роман. – Я хочу знать, это правда? Ты же сам меня учишь, – он повернулся к отцу, – что надо знать все обычаи и состояния других народов, особенно тех, что враждуют с нами или подчинены нам. А русы – с ними непонятно, враждуют они или подчинены. Теперь, раз она крестилась, они должны быть подчинены, правда же? Мы же дали им возможность спасения души, неужели им за это жалко каких-то пару тысяч человек для Крита? Вы с ней говорили об этом?

– Да, нам пришлось упомянуть… – начал Константин.

Но Эльга, до которой не долетал его негромкий голос, наконец опомнилась от изумления.

– Я не знаю, кто поносит моего мужа и позорит его память, приписывая ему разбойничью смерть! – в гневе ответила она, даже не заметив, что перебила августа. – Светлый князь русский Ингвар погиб в бою, как и подобает достойному человеку. Мне очень жаль, что он не успел узнать Христову истину и спасти свою душу, но я буду молиться о нем до конца моих дней, надеясь, что Господь в милосердии своем смягчит его участь. Но едва ли умягчатся сердца всех русов, если они не будут видеть от Романии материнскую заботу и щедрость. Разве не сказал пророк: «Язык грудного младенца прилипает к гортани его от жажды; дети просят хлеба, и никто не дает им»[25]. Русские христиане – ваши дети, василевсы ромеев, не оставьте же детей ваших без хлеба. Только добротой и щедростью можно умягчить сердца людей, не знающих Бога. Но что вы дали мне? Чем, кроме Слова Божия, могу я склонить к любви мой народ?

– Слова Божия не бывает мало! – возразил Константин. Держался он теперь более оживленно, чем раньше, но голос его стал неровным. – Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего живет вечно[26]. И еще скажу тебе: не одним хлебом живет человек, но всяким словом, исходящим от уст Господа, живет человек[27].

– Мудрость истекает из уст твоих, будто мед, – почтительно ответила Эльга. Она понимала: не ей, кое-что перенявшей на слух из бесед с Ригором и Полиевктом, состязаться с Константином, прославленным своей ученостью даже среди хитрых греков. – Но как донесу я до моих людей слово Божье, не имея ни книг, ни учителей веры, ни священников? Не имея епископа, который устроил бы для русов церковь Христову?

– Но это уже решено, – Константин взмахнул рукой. – Патриарх выбрал достойного мужа, славного благочестием и ученостью, который будет рукоположен и благословлен для устроения церкви в ваших славиниях…[28]

– Я бы с радостью приняла этого ученого мужа и держала возле самого сердца, как отца духовного, – Эльга наклонила голову. – Но прежде я должна найти средства достойно содержать епископа и церковь. Не может быть, чтобы мудрые ромеи, способные заставить золотых животных двигаться и рычать, не могли решить такого простого дела! – Эльга улыбнулась и указала на золотой стол, где золотая посуда сменялась так же легко, как скользят по ветру осенние листья: – Ведь у вас золота не меньше, чем у солнца – света! Сколько в Романии епархий, церквей, монастырей – неужели вам не по силам еще одна?

– Большинство их содержится на собственные средства: подати с земельных владений и пожалований от прихожан. Ты говоришь, у тебя нет золота, но зато у тебя много земли! Не меньше, чем в Индии! Так почему ты не дашь церкви землю?

– Землю? – Эльга подняла руки, как Богоматерь на мозаиках, и ей померещилось, будто вся Русь необъятная короваем лежит на ее ладонях. – Я не так могущественна, чтобы брать и раздавать землю! У нас есть предание про одного великана, его звали Святогор. Он был огромен, будто горы, доставал головой до неба, но даже он надорвался и умер, пытаясь подвинуть землю.

– О чем она говорит? – Роман, с живым любопытством наблюдавший за Эльгой, повернулся к отцу. – Я не понимаю.

– Не важно, – с досадой ответил старший соправитель. – Очевидно же, что она не понимает нас!

– Лишь сам Господь смог сотворить небо и землю за семь дней, – продолжала Эльга. – Создать церковь для огромной страны, населенной множеством разноязыких народов, за короткий срок не в силах человеческих. Церковь наша будет нуждаться в поддержке. От твоих рук, василевс ромеев, она должна будет получать дары на свое содержание, пока число христиан не умножится настолько, что они смогут поддерживать ее и сами. Если же высадить это семя и оставить без полива золотым дождем царских щедрот, росток захиреет и засохнет куда ранее, чем принесет плод.