Праздник Святой Смерти - Ирина Лобусова

Логически Зина выстроила достаточно связную теорию. Да, отец второй жертвы был вором, но не убийцей. Уголовники редко меняют свою квалификацию. Вор унесет из дома последнее, но он не убьет. В порыве страха он способен ударить по голове, пырнуть ножом, даже выстрелить. Но не продумывать убийство с особой жестокостью.

Однако тут существовал очень тонкий момент. Дело в том, что психика людей, которые долгое время пробыли в тюрьме, претерпевала существенные изменения. К сожалению, истина проста: из тюрьмы выходит совсем не тот человек, который в нее входил.

Люди, прожившие долгое время в тюремных застенках, теряют качества, приемлемые для обычной, повседневной жизни, и заменяют их другими. Психика таких людей претерпевает необратимые изменения. Поэтому вполне можно допустить, что изломанный жизнью Ермак настолько переродился, что он стал способен на убийства.

Для того, чтобы в этом разобраться, была необходима информация. А ее-то у Зины как раз и не было. И тогда она придумала только один способ, как ее получить. Когда же утвердилась в своем решении, поняла, что и ее психика претерпела необратимые изменения.

Крестовская тщательно готовилась к допросу цыганки. Переговорила с Бершадовым, который позволил ей делать все, а затем поехала к Тарасу. Опыт его был неоценим, и Зина с тоской думала о том, что он уедет из Одессы. Но пока Тарас был рядом, и он был единственным, кто мог помочь.

Выслушав ее просьбу, Тарас нахмурился:

— Ты уверена? Это слишком жестоко. Кто?

— Воровка. Воровала золото у людей. Тварь. Представляешь, сколько горя она причинила за всю свою жизнь? Вот, допустим, живет семья. Мать откладывает каждую копеечку, чтобы подарить любимой дочери золотое колечко на память. А тут появляется эта тварь и ворует подарок мамы у дочери…

— Ты рассуждаешь очень нестандартно. Я никогда не слышал, чтобы кто-то думал так, как ты.

— Я просто смотрю на ситуацию с другой стороны. Я ненавижу воров. Они причиняют слишком много горя. А самое главное — если человек вор, то жить по-другому он не будет. Он всегда будет воровать. И нечего их жалеть.

Зина говорила то, что думала. Она почти всегда говорила то, что думала. Но, убеждая Тараса, она убеждала себя. И Тарас помог.

Крестовская попросила Бершадова, чтобы он позволил ей допросить цыганку вечером.

Около восьми Зина стала спускаться в подвал. Вместе с ней шел только один из сотрудников — доверенное лицо Бершадова. Он должен был вести протокол допроса, стенографировать ответы цыганки. Без записи ее ответов никакого смысла в допросе не было.

Дрогнули металлические засовы, и Крестовская и офицер вступили в длинный темноватый коридор подземелья, находящегося под тщательной охраной. В ноздри Зины сразу ударил терпкий запах подвала — плесень, сырость и что-то еще, тягуче-металлический привкус, оседающий на губах. Узнав его, Крестовская содрогнулась: это был привкус крови.

Охранник провел их в конец коридора и отвел в специальную комнату для допросов. Зине уже доводилось бывать в ней.

Комната была без окон, с искусственным светом. Абсолютно звукоизолирована. Стены обшиты железом. Металлическая бронированная дверь. Посреди комнаты — железный стол, привинченный к полу. Лампа на столе, регулируемая так, чтобы можно было направить свет в глаза допрашиваемому. В углу — небольшой столик со стулом для стенографиста. Все железное, привинченное к полу, страшное. Настоящая камера пыток.

Офицер занял место за столиком в углу. Достал ручку, блокнот. Крестовская принялась расхаживать по камере, хрустя костяшками пальцев. Нервное напряжение ее было страшным. Сесть она не могла.

Скрипнула дверь. Охранник ввел в камеру цыганку. Руки ее были скованы наручниками за спиной. Машинально охранник потянулся к рукам арестованной, чтобы их снять — женщин принято было расковывать, но Зина опередила его, крикнув:

— Не снимать!

Вздрогнув, охранник вышел. Крестовская уставилась в лицо цыганке. Аза Голубова, попав в тюрьму, мгновенно подурнела. Раньше она была дородная, яркая, теперь же, облаченная в серый халат, она поблекла, побледнела и потерла всю свою привлекательность. Она сильно похудела, под глазами были синяки, лицо было разбито довольно сильно — рассеченная щека, на губах запеклась кровавая корка. На шее остались фиолетовые следы, словно ее душили. Зина вспомнила слова Бершадова о том, что с цыганкой уже проводили допросы.

— Сесть, — скомандовала Зина.

К ее удивлению, цыганка сразу же послушалась и опустилась на стул. Рывком схватив ее скованные руки, Крестовская зацепила их за спинку стула. Цыганка вскрикнула.

— Что, бить будешь, ты, сука… — Мат, вырвавшийся потоком из уст Азы, оставил Зину совершенно равнодушной. К ее удивлению, наглая цыганка не утратила своего боевого задора, наоборот, казалось, что побои и тюрьма не сломили ее, а лишь укрепили. Зина любила таких людей, но только не в этом случае.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — спокойно спросила она.

Аза разразилась визгливым смехом, перемежая его грязной, площадной бранью. Упираясь руками о стол и словно нависая над ней, Крестовская задала вопрос:

— Где Василий Ермак?

Вместо ответа цыганка попыталась плюнуть ей в лицо. Было ясно, что говорить она не будет. Ее можно превратить в кровавое месиво, изувечить до неузнаваемости, но все равно она не будет говорить. Зина вспомнила слова Бершадова о тяжелом случае. Это был он, тот самый тяжелый случай: Аза была безнадежна. Значит, Крестовская действовала правильно.

Она взяла со стула свою сумочку, достала шприц. Затем, обойдя цыганку со спины, вывернула ей руки, вонзила иголку в локтевой сгиб, стараясь попасть в вену, и выдавила все содержимое.

Аза издала какой-то странный звук, глаза ее закатились, на губах выступила кровавая пена, по телу пошли судороги. Зина невозмутимо села напротив, к столу.

— Ты видела Ермака вдвоем с девочкой, на Привозе? — Крестовская сделала знак офицеру, чтобы тот записывал все ответы.

— Нет. Больно, жжет… Больно… — Цыганка корчилась в судорогах. Зина прекрасно знала, что она испытывает страшную боль, но не собиралась ее жалеть.

— Где Василий Ермак?

— Он умер… Мертв…

— Когда?

— Был январь… Этот год… Кажется, Рождество… Нет… День после… 8 января…

— Кто его убил?

— Не могу говорить… больно…

— Кто убил Василия Ермака?!

— Родион, — Зина прекрасно помнила, что так звали, подельника Ермака, — и я.

— Вы оба убили Василия Ермака? За что?

— Золото забрали…

— То самое, которое он взял из тайника?

— Да… Из-за золота… Он вместе с Родионом пришел в наш дом. Мы договорились с Родионом заранее, что он его приведет…

— Как вы его убили?