Незаметные убийства - Гильермо Мартинес

— Нет, не верю. Такое возможно лишь с точки зрения Питерсена. Иначе говоря, если бы именно Джонсон был повинен в смерти миссис Иглтон и Кларка. Но до концерта Джонсону было бы трудно связать воедино две первые смерти. Думаю, в тот вечер Джонсон, как и я, увидел некий ложный знак. Скорее всего он даже не присутствовал при смерти музыканта, ведь ему полагалось ждать детей в автобусе на стоянке. Зато на следующий день он наверняка прочел в газете всю историю целиком.

И увидел серию символов, серию, продолжение которой знал. Помните, он с одержимостью безумца читал про пифагорейцев и тут, как и я, почувствовал, что какие-то высшие силы помогают ему осуществить задуманный план, дают шанс. Число мальчишек в баскетбольной команде совпадало с числом тетрактиса. Его дочке оставалось жить не более двух суток. Все, казалось, говорило: вот удобный случай, и он последний. Именно это я и пытался объяснить вам в парке, рассказывая про кошмар, преследующий меня с детства: про последствия и бесконечные ответвления моих фантазий, про чудовищ, рожденных сном разума. Я хотел одного: не допустить, чтобы ее отправили в тюрьму, и вот теперь у меня на совести одиннадцать человеческих жизней.

Он немного помолчал, уставившись невидящим взором в окно.

— Все это время вы служили мне своего рода мерилом. Я знал: если удастся убедить вас, что существует такая серия, то удастся убедить и Питерсена. И если что-то пойдет не так, что-то ускользнет от моего внимания, вы меня вовремя об этом уведомите. И еще: я хотел быть с вами честным, если, конечно, в данной ситуации уместно говорить о честности, хотел дать вам все возможности самому обнаружить истину… А как вы в конце концов догадались? — спросил он внезапно.

— Я вспомнил то, что утром сказал мне Питерсен: трудно даже представить себе, на что способен человек ради своего ребенка. В тот день, когда на рынке я увидел вместе вас и Бет, я почувствовал, что между вами существует странная связь. Меня поразило то, как она обращается к вам, словно ждет одобрения… Она ведь решила выйти замуж. Все части головоломки встали на свои места. Разве могли бы вы совершить серию преступлений ради спасения постороннего человека, женщины, которую вы и видите-то не слишком часто.

— Да, в этой ситуации она твердо знала, к кому обратиться за помощью. На самом деле я понятия не имею, что у нее на уме. Понятия не имею, что рассказала ей мать о наших отношениях. Раньше мы никогда не затрагивали эту тему. Но тут нужно было сыграть наверняка — и она вытащила козырную карту. — Селдом порылся во внутреннем кармане пиджака, достал сложенный пополам листок и протянул мне.

«Я сделала ужасную вещь, — написала Бет в первой строке удивительно детским почерком. А вторая строка была, видимо, добавлена в приступе отчаяния — большими неровными буквами: — Пожалуйста, пожалуйста, мне нужна твоя помощь, папа».

Когда я спустился по ступенькам музея, солнце еще не скрылось, кругом разлилась благодатная, бескрайняя ясность, как бывает только летними вечерами.

Я возвращался пешком на Канлифф-клоуз, оставив позади золоченый купол обсерватории. Я медленно поднялся вверх по Банбери-роуд, раздумывая над тем, что мне делать с выслушанным признанием. В некоторых домах уже зажигались огни, и через окна я мог разглядеть бумажные пакеты с продуктами, экраны включенных телевизоров, сценки вполне цивилизованной жизни, которая продолжала течь в своей неизменности за зелеными изгородями.

Где-то на уровне Ревлинсон-роуд я услышал у себя за спиной короткий и веселый сигнал, автомобильный гудок, повторенный два раза. Я повернулся, ожидая увидеть Лорну, Сзади стоял маленький открытый автомобиль, совершенно новый, сине-стального цвета, из которого мне махала рукой Бет. Я подошел, и она провела рукой по своим растрепанным волосам, потом откинулась на спинку сиденья и проговорила с широкой улыбкой:

— Хочешь, подвезу?

Наверное, она заметила что-то необычное в выражении моего лица, потому что рука, которую она протянула, чтобы открыть мне дверцу, застыла на полпути. Я машинально похвалил ее новую машину, а потом глянул ей в глаза, посмотрел на нее так, будто опять встретил ее впервые, и она показалась мне немного другой. Она была более счастливой, более беззаботной, более красивой.

— Что-то случилось? — спросила она. — Откуда ты идешь?

— Я… мы разговаривали с Артуром Селдомом.

Первые признаки тревоги мгновенно промелькнули в ее взоре.

— Про математику? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Мы беседовали о преступлениях. Он мне все рассказал.

Лицо ее помрачнело, а руки снова легли на руль. Все тело ее вдруг напряглось.

— Все? Нет, не думаю, чтобы он рассказал тебе все. — Она нервно улыбнулась какой-то тайной мысли, и в глазах ее вроде бы снова появился — правда, на краткий миг — злой огонь. — Он никогда не отважился бы рассказать тебе все. Но вижу, — она снова смотрела на меня настороженно, — вижу, что ты ему поверил. И что ты теперь намерен делать?

— Ничего. А что я могу сделать? Он ведь наверняка тоже попал бы в тюрьму, — ответил я. Я глядел на нее, и мне надо было задать ей один-единственный вопрос. Я наклонился, чтобы снова поймать жесткую синеву ее глаз. — Что заставило тебя решиться на такое?

— А что заставило тебя приехать именно сюда? — отозвалась она. — Ведь ты явился не только для того, чтобы углубить свои знания математики, правда? Почему ты выбрал Оксфорд? — Я заметил, как большая слеза повисла у нее на ресницах, — Помнишь, что ты тогда сказал? В тот день, когда ты такой счастливый выходил с ракеткой из машины? Когда мы заговорили о стипендиях. «Ты должна попытаться», — сказал ты. И я без конца повторяла себе: «Ты должна попытаться». Я надеялась, что она скоро умрет и что у меня появится шанс начать новую жизнь. Но тут она прошла новое обследование: болезнь отступила, врач сказал, что она может прожить еще лет десять. Еще десять лет быть привязанной к этой старой гадине… Я бы этого не вынесла.

Слеза, висевшая на ресницах, теперь катилась по щеке. Бет резким движением смахнула ее, словно устыдившись, потом протянула руку, чтобы достать бумажную салфетку. Потом снова положила руки на руль, и я увидел ее тоненький палец.

— Ну что, ты со мной не поедешь?

— В следующий раз, — сказал я. — Слишком красивый вечер, я хочу пройтись.

Машина резко сорвалась с места и скоро сделалась совсем маленькой, а потом и вовсе исчезла за поворотом на Канлифф-клоуз.

Я спрашивал себя: что имела в виду Бет, говоря, что Селдом никогда не отважится рассказать мне все? Неужели было что-то еще, что-то, что я боялся даже вообразить? Я задался вопросом, какую часть истины я в итоге знаю и как должен начать вторую половину своего отчета.

У поворота на Канлифф-клоуз я опустил глаза на дорогу и уже не сумел узнать точное место, где упал опоссум: последний клок шерсти исчез, и асфальт, расстилавшийся под моими ногами, насколько хватало глаз был опять чистым, ровным и безобидным.