Все началось, когда он умер - Эллина Наумова

— Хочешь верь, хочешь не верь, псина, но неизвестно, какие слова являются ключевыми для расшифровки, то есть означают — вот этот адрес, именно этот. Антон Каменщиков? Или сложнее: передние зубы, испорченные кариесом? И не псевдоним ли указан в книжке вместо настоящего имени и фамилии? Ничего себе конспирация! Через справочное бюро не выяснишь. Ты, собака, можешь объяснить, что прячут с такими предосторожностями? — допытывалась Трифонова. Журавлик дрых.

Годы шли. Тот, кто оставил нечто Голубеву на хранение, вышел на свободу. Надо полагать, больным и старым. Для того чтобы приехать в Москву, встретиться с Андреем Валерьяновичем, получить книжку, отправиться по адресу Каменщикова, снять решетку и засунуть руку в вентиляционный канал, ему понадобился помощник. Кирилла наняли. Либо он мог быть наследником тайны и содержимого тайника. Невесть чей агент явился к пенсионеру Голубеву и услышал о его смерти. Консультировался ли он с шефом или обладал полномочиями действовать самостоятельно, неизвестно. В любом случае парень двинул в народ. Милейшие соседи вспомнили, что в последний год жизни к Андрею Валерьяновичу зачастила участковая медсестра Трифонова. Наверное, многозначительно закатив глаза и еле заметно ухмыляясь, добавили: «А он был абсолютно здоров и еще работал». Она его и нашла мертвым.

— Журавлик, выходит, книжка должна была лежать в оговоренном месте — рядом с телефонным аппаратом в прихожей. На случай, если ее придется забирать, когда Андрея не будет дома. Иначе он просто спрятал бы ее от меня, чтобы не лезла с вопросами. — Неприятные предчувствия заставили Катю снова обратиться к дворянину. — А Кириллу нужен был только заветный адрес. Значит, он искал людей, которые опечатывали квартиру, рылись в шкафах после похорон, вывозили мебель. И у всех спрашивал: «Видели там-то такую-то записную книжку?» И ему по очереди отвечали: «Нет… Не было… Ручка валялась, а больше ничего, точно помню…» Тогда он и уверился в том, что это я прихватила сувенир и храню его. Ой, малыш, представить жутко, как бы он выбивал из меня эти записи. Так что, решив подделать их, я спасла нам с тобой жизнь.

Выжав из дворовых сплетников все, Кирилл запасся шоколадками и отправился в поликлинику. Там ему сообщили, что Трифонова два года назад уволилась, и направили в общежитие за подробностями трудоустройства. Девчонки не разочаровали, упомянув какую-то новую частную клинику. Какую именно, не составило труда выяснить в Интернете, она тогда одна открывалась. При наличии фамилии разыскиваемой, точного места поисков и мужского обаяния, результат получают быстро: «Есть Трифонова в хирургии, работает каждый будний день с утра плюс дежурства. Через час их смена будет уходить, и мы вам нашу Екатерину покажем». Кириллу пришлось помотаться за ней, покружить возле ее дома, чтобы узнать о собаке, площадке и режиме. Дальнейшее — дело техники: «Здравствуйте, девушка! Можно войти? Хочу насчет выгула посоветоваться…» Сволочь. Но, обзывая парня, Катя чувствовала, что ее распирает от гордости. Столько усилий, терпения, времени потратить, чтобы добраться до обычной медицинской сестры. Это надо или одержимо любить, или профессионально шпионить. И снова началось:

— Журавлик, Журавлик, меня осенило, а вдруг они разведчики? Ведь сложновато для обывателей так шифроваться. И Андрей, и Кирилл, представляешь? Тогда никакого старого больного уголовника просто нет. И какое иностранное государство заинтересовано в моих страданиях и твоих травмах? Эй, ты не умер?

Хорошо, что звериная природа крепчайшим сном лечила без тяжелых последствий впечатанного в стенку песика. От такого количества обращений мог сорваться на лай даже благовоспитанный человек. Катя прикрыла глаза. В Москве, в некоем доме, в какой-то квартире, в вентиляционном ходе, была спрятана, то есть уже похоронена, флешка с секретными данными, или мешочек с бриллиантами, или пачка валютных купюр самого крупного достоинства. Покоился с миром Голубев Андрей Валерьянович. Поджарый молодой жестокий волчара Кирилл рыскал в Сети, охотясь за информацией обо всех Антонах Каменщиковых, или готовился перейти к неведомому «плану Б». Усталая, никем больше не любимая Катя Трифонова второй час говорила сама с собой, потому что боялась услышать тишину. А осенние звезды с каждой ночью мельчали и удалялись, дескать, не лежать фантазерам и влюбленным в траве, глядя в небо, до следующего лета. Какая в холода романтика?

Катя заставила себя сосредоточиться на Кирилле. Представила, как утром он нашел изготовленную ею книжку и записку: «Ты прав». Расхохотался? Презрительно улыбнулся? Листал или сразу раскрыл на «к»? Выдрал страницу. Побросал в сумку свои тряпки. И ушел, чтобы не возвращаться. Правда, ключи остались в куртке. Забыл, потому что мысленно уже выдирал решетку. Этого фанатика не смутило, что дом расселен. Лишь бы на его месте пустыря не было. Нужны была кухня и вентиляция, стремянка и инструмент. Все-таки личность человека, живущего по единственному настоящему адресу и условно именуемого Антоном Каменщиковым, не имела значения. И Катина тоже. Он явится требовать книжку снова? Или поверил в то, что любящая женщина способна на глупость глупостей? Будет за ней следить или она перестала для него существовать? Господи, пусть любовник считает ее отработанным, но не подлежащим утилизации материалом. Боже, пусть никогда не придется умолять об этом впредь.

Несмотря на молитву, Катя почти не спала. Она навсегда запомнила безжалостные сильные пальцы на своей шее. И слишком отчетливо поняла, насколько эта шея тонка и хрупка. Ужас перед физической расправой неизвестно за что переполнял Катю. В туалет она бегала каждые полчаса. Даже когда Трифонова взяла большой кухонный нож и положила под подушку, легче не стало. Но нет худа без добра: наутро сил бояться не осталось. Их не хватало на то, чтобы пугливо озираться по сторонам на улице и прислушиваться, не ломится ли кто-нибудь в дверь дома. На осунувшемся лице Кати было крупно и разборчиво написано: «Будь что будет». «Зачем Кириллу меня убивать? — спрашивала она себя. И равнодушно отвечала: — Только он знает, и этого достаточно, чтобы я перестала быть». Впервые она не думала о справедливости. Ей нужна была не справедливая, не честно-радостная, а любая жизнь.

Неделя миновала. Кирилл не появлялся. И что-то начало подгонять Трифонову изнутри: «Ты заметила, но постаралась не думать о том, что тебе грандиозно повезло. Уже никогда не выяснится, почему он собрался и ушел так поздно. Должен был сорваться, как только нашел книжку, а найти, как только открыл глаза. Значит, это случилось за полчаса до твоего возвращения. Ты в клинике старалась не рухнуть на пол от недосыпа, а он отсыпался на твоей тахте. Поэтому ты и успела заметить его с сумкой, „проводить“ до расселенного дома и узнать, где находится тайник. Не теряй времени. Он вряд ли сдался».

Катя пошла в ванную. Там на стене висел ободранный деревянный шкафчик, в котором хранился стиральный порошок, мыло и зубная паста. Две коробки с синтетическим моющим средством были открыты и наполовину пусты. Одна — полна и запечатана. Катя достала ее, унесла в комнату, постелила на стол газету. Распорола верх пачки ножницами и высыпала содержимое. На бумаге возникла горка песка из дворовой песочницы. Из нее ребром выпирала записная книжка Андрея Валерьяновича Голубева, тщательно упакованная в целлофановый пакет.