Женщина с глазами кошки - Алла Полянская

— Могла бы и не говорить. Это моя работа. Думаю, она продержится.

— Конец связи!

Он качает головой. Ему, наверное, любопытно, каким образом я до сих пор жива и стабильна. Мне тоже, но ответ неправдоподобен. Все, пора!

— Что…

Нет, я не убью его. Он не враг, а просто… случайный прохожий, поэтому я его только оглушу. Вот так, дорогой, отдохни… Только грохотать так не надо было. Теперь очередь водителя. Они не посадили охранника и второго медика — зачем, если я все равно труп? Что ж, Керстин Бартон, для тебя есть сюрприз. Знать бы еще, куда меня привезли.

Тем временем машина тормозит, а я выглядываю в окно. Это что, аэропорт Кеннеди? Лопни мои глаза, мне ли его не узнать! Нью-Йорк!

— Что-то случилось?

Шофер заглядывает через окошко из кабины, но ничего не видит. Давай же, не будь трусом, иди сюда!

— Уолтер, что случилось?

Парень молодой, но весьма осторожный. Я бью его по темени металлическим ящиком с инструментами, затягиваю внутрь и обыскиваю машину и тела. Вот моя сумка под сиденьем, у водилы — пистолет и обойма, а также нож. Я срываю с себя бинты (рана еще сочится, но это мелочи), напяливаю на себя докторскую пижаму, надеваю бейсболку и забираю передатчик у негра. Тела закрыты в машине, я сажусь на водительское сиденье и выруливаю из аэропорта на всех парах, включив сирену. Укуси себя за задницу, Керстин Бартон!

— Кто-то меня слышит? Уолтер, прием!

Ну, я слышу. Тебе легче стало? Детский сад, ей-богу. Интересно, как там дела у моих Синчи?

— Тори Величко, ты самая большая дура из всех, кого я встречала.

Это говорит мне в наушник агент Бартон.

— Тори, не сходи с ума. Куда ты поедешь в таком состоянии? — Ого, начинается душевный разговор… — Ты не понимаешь, твоя жизнь в опасности, даже не представляешь, насколько. Давай поговорим. Ответь мне сейчас же, идиотка!

Ну вот, ненадолго же ее хватило. А тут я приторможу, оставлю пижаму, машину и наушник и пойду потихоньку. Давненько я здесь не бывала, но Манхэттен есть Манхэттен, другого такого нет. А еще я устала, мне надо вымыться, переодеться в чистую одежду и позвонить тете Розе. Можно и в обратном порядке.

— Роза, это я.

— Вика! Откуда ты звонишь, дитя мое?

— Я недалеко.

— Ты приедешь?

— Конечно. — Кажется, что-то не в порядке. Но что? — Роза, что-то случилось?

— Нет, просто я ждала, что ты позвонишь раньше, волновалась…

— Я сейчас приеду.

Явно что-то случилось. Такси летит по городу, минуя пробки окольными путями. Вот, знакомая улица и каменный особняк с колоннами, увитый плющом. Старая миссис Левин оставила свой дом нам, а мы узнали об этом слишком поздно, чтобы отговорить ее. Но тетя Роза любит его.

— Роза!

Мой голос эхом отдается в просторном холле. Я бегу по ступенькам наверх. Спальня Розы там же, где и раньше. Даже получив весь дом в свое распоряжение, она не стала ее менять. Так же, как и я. Почему здесь пусто, где все?

Она лежит в кровати… Почему? Тетя Роза никогда не ложится днем! У окна стоит какой-то мужчина, но мне нет до него дела.

— Роза!

— Ты все-таки пришла… Я знала, что ты придешь.

Она бледная и измученная — видимо, болеет давно, и я замечаю некоторые признаки, говорящие о перенесенной операции.

— Роза, что с тобой?

— Ничего, все уже позади. Иди ко мне, моя детка.

Я прижимаюсь к ней, ее руки знакомо гладят мои волосы… Как же я скучала по ней! И как я могла так долго не приезжать?

— У тебя случилась беда, Вика?

— Наверное… Скорее, да. — Человек у окна мешает мне, я хочу, чтобы он ушел. Я не вижу его лица на фоне окна, но в фигуре есть что-то знакомое. — Вы врач? Мы можем поговорить с тетей наедине?

Мужчина отходит от окна — пожилой, высокий, плотный, немного лысоватый. Где же я могла видеть его?

— Я что, так изменился?

Гарольд! Черт побери, Гарольд собственной бессовестной персоной!

— Да, изменился.

— Ты все такая же прямолинейная.

— Кто-нибудь объяснит мне, что тут у вас стряслось?

— Ничего, — шепчет тетя Роза. — Вика, не волнуйся из-за меня, все уже позади.

— Ничего — это когда ничего. Роза, ты перенесла операцию? Почему ты не в больнице? Я хочу видеть историю болезни. Где я могу найти твоего врача?

Она беспомощно улыбается, но я уже вижу выписки, рецепты. Операция, послеоперационные процедуры, препараты… Слава богу, не онкология.

— Почему ты мне не сообщила?

— Не хотела беспокоить. Все уже позади, дорогая, я уже выздоравливаю — встаю потихоньку. А в больнице не захотела лежать, не люблю я их. Сегодня отпустила слуг на выходные, сиделку тоже. Гарольд очень помогал мне, остался со мной.

Гарольд. Мы не виделись… Сколько? Двенадцать, нет — тринадцать лет. Тогда ему было тридцать семь. Но он не должен был превращаться в такого пожилого дядьку! Был стройный, красивый, стремительный, как ветер, громкий и смелый, а сейчас… Впрочем, мне все равно. Он и тогда не стоил меня.

— Вика, что случилось? — снова спрашивает тетя Роза.

Я обессиленно сажусь на пол. Что-то случилось. Со мной, с ней, с Гарольдом, с нами всеми что-то случилось. Вот только сейчас мне стало понятно, что целый кусок жизни прошел мимо меня, пока я бродила по свету. А тетя Роза все ждала, ждала меня в этом доме… Как ей тут было — одной?

— Вика, я знаю, о чем ты думаешь. Не смей обвинять себя! Я немедленно хочу знать, что у тебя стряслось. Сядь, Гарольд, не стой столбом.

Он смотрит на меня с пронзительной тоской. Что ты видишь, Гарольд? Жизнь тоже не пощадила меня, я изменилась. А сейчас мне особенно солоно придется, потому что Керстин Бартон скоро придет сюда за мной, и тогда я убью ее. Но я не хочу, чтобы тетя Роза видела это.

— Рассказывай. — Гарольд внимательно разглядывает меня. — Давай, плохая девочка, начинай каяться.

— Заткнись, Гарольд!

— Значит, дела плохи. Тори, расскажи, я помогу.

Мне некуда отсюда идти, и я хочу рассказать им — потому что, кроме них, у меня никого на всем свете нет. Неважно, что когда-то я наказала Гарольда, оставив его, — и ведь знала, что он возненавидит Дженну! — но это было так давно. Все счета оплачены — по крайней мере, старые счета.

— Господи, Вика! Я знала, знала, что твои путешествия ничем хорошим не закончатся! Что же теперь делать? Неужели они посмеют прийти сюда? Гарольд, нужно немедленно вызвать адвоката, нужно…

— Спокойно, Роза. Тебе нельзя волноваться.

— К чертовой матери волнение! Как они посмели сотворить такое с моим ребенком? Какое они имели право?