Жизнь удалась - Андрей Рубанов

– И чего? Ты что, охуенный знаток человеческой природы? Знаешь, какие тихушники бывают? Мы же тебя не обвиняем в том, что он тебе все рассказывал про своих блядей, а ты нам признаться не хочешь. Мы просим тебя вспомнить. Может, ты что-то краем уха слышал…

Разблюев – по нему было видно – честно задумался.

– Два года назад… – медленно начал он, – у нас… работала одна деваха. Менеджер по продажам. – Надя и Марина синхронно выпрямили спины и сложили руки на груди. – Между прочим, очень толковая. Французский – в совершенстве. Внешность – четыре с плюсом… Все при ней. Брюнетка. Ноги, попа… – Барабанщик показал большой палец. – Она к Матвею… ну…

– Подкатывала?

– Вроде того. Но – очень культурно. То его одеколон похвалит, то пошутит, что галстук плохо завязан…

– Сука, – с чувством произнесла Марина.

– Не то слово, – согласилась Надюха. – Где она сейчас? Телефон есть?

– Год, как уволилась. Замуж вышла. За американца. В Штаты уехала.

– Откуда знаешь?

– Знать все – это моя работа.

– А где твой друг и босс – не знаешь…

Разблюев печально развел руками. Ничего не выйдет, подумала Марина. Надо прекращать глупую беседу. Выпроваживать обоих. В первую очередь – пьяную подружку. Тоже мне, специалистка по чужим тайнам. «У Ленки вон как было», «у Наташки вон как было»… А завтра она побежит к Ленке и Наташке, будет рассказывать, как было «у Маринки»? Конечно, мы, бабы, любим сплетни, но надо же знать меру. Что за жизнь она себе придумала? Все подруги при богатых мужьях, а эта – бегает в дырявых сапогах от одной к другой и сплетни собирает. Зачем? Боится, что перестанут звать в гости?

Не бойся, Надюха, не перестану я тебя в гости приглашать. Я тебя люблю. Но сейчас – отправляем к черту Надюху. Отправляем туда же барабанщика. Он, кстати, ее и подвезет до дома. А я сделаю вот что: деньги в охапку – и за шмотками! Шопинг! В одиночку! Не спеша, вдумчиво. Мне нужна новая куртка. Короткая. В пояс. С меховым воротничком. Под курточку – хорошие приятные сапожки. Не замшевые, а чисто кожаные. Не сильно нарядные. На каждый день. Под нынешнюю погоду. А под сапожки – сумку. Это надо сделать срочно. Сегодня. Сейчас. Во-первых, скоро декабрь, начнутся распродажи, и в магазинах будет не протолкнуться. А во-вторых, ничто так не успокаивает нервы, как хорошая пробежка по магазинам…

Судьба крупно сжалилась над ней. Предоставила целых пять полноценных часов. До самого вечера. Судьба так устроила, чтоб батарейка в ее телефоне разрядилась в тот момент, когда она, попрощавшись с гостями (Надюха уходить явно не хотела, только во вкус вошла, она бы Разблюева еще помучила, но в итоге именно он, джентльмен, ее повез домой), наскоро подкрасившись и выпив чаю с таблеткой валерьянки, выскочила из дома и села за руль. Батарейка умерла, и Марина, никем не потревоженная, провела много упоительных минут в торговых галереях близлежащих гипермаркетов, погружая проворные пальцы в кожу, мех, бархат и шелк, перебирая, придирчиво рассматривая, с аристократическим презрением выслушивая аккуратные советы продавщиц (что эти девочки могут понимать в трендах сезона?), жонглируя дисконтными и кредитными картами, уединяясь в примерочных, сладостно фиксируя уважительные, раздраженные и завистливые – да, завистливые! – взгляды конкуренток; и судьба даже позволила ей довезти связки огромных картонных сумок до дома, там неторопливо распаковать, разложить, включить свет – верхний и настенный – и перед огромными зеркалами еще раз все осмотреть, каждый шов проверить (чеки сохранены, не понравится – можно сей же момент вернуть обратно), покрутиться, приложить одно к другому, всласть покомбинировать, еще раз насладиться – и все без единой мысли о пропавшем Матвееве, как будто его никогда не существовало, в этом и заключается польза шопинг-терапии, в этом весь смысл: чтоб в голове плескалась только гордость за себя, такую красивую, молодую и умную, самую лучшую, королеву мира и окрестностей.

И только потом, когда шмотье, с некоторыми усилиями, нашло свое место в шкафах, в самый этот момент, когда решено было проверить, сколько осталось наличных в кошельке, выпал из сумочки уснувший телефон. Марина зарядила батарею – и он зазвонил.

– Привет, – бодро, но сухо сказал Свинец. – Я тебя уже три часа ищу. Есть новости. Только не нервничай раньше времени.

Ее сердце заколотилось.

– Что?

– Захаровский район Московской области. Город Захаров. Нашли тело. Оно сейчас там. В городе Захарове. В морге.

– Где?

– В морге. По приметам похож на Матвея. Тебе надо приехать и посмотреть. Завтра днем. Пока не плачь. Возможно, не он. Не сто процентов.

– А сколько процентов? – глупо спросила она.

– Приезжай, – уклончиво ответил капитан. – Завтра поговорим. Извини, что расстроил.

– Значит, я на том свете? – осторожно спросил Матвей. – В загробном мире?

– Если угодно – да. А что такое? Тебя что-то смущает? Беспокоит? Что-то не так?

– Я себя неважно чувствую.

– А что именно ты чувствуешь? Как надо понимать это твое «неважно»? Что может быть важнее собственной смерти?

– Извините. Я выразился неточно.

– Выразись максимально точно.

– Ну… Мне неуютно. Некомфортно. Страшно, в конце концов.

На самом деле все было хуже: Матвей переживал не страх и даже не ужас, а засасывающее, зоологическое оцепенение. Так обмирает кролик при виде удава. Впадает в ступор, лишается воли, не может двинуть ни единым мускулом.

– Это нормально, – услышал он. – Это пройдет. Через некоторое время.

– А что будет потом?

– Не бойся. С тобой не случится ничего особенного.

– Но что именно? Что случится?

– Сначала в тебе возникнет любопытство.

– Уже, – признался Матвей. – Уже возникло.

– Всех, кто умер, пожирает любопытство. Оно сидит в каждом человеке. С детства. С той минуты, когда ребенок впервые выясняет, что смертен и однажды навсегда покинет мир живых. Поэтому момент смерти – всегда момент предвкушения. Наконец великая и последняя тайна, тайна смерти, будет разгадана лично для меня! Так думает тот, кто умер. И это финальная мысль в его затухающем мозгу. Скажи честно: тебе действительно любопытно?

– Да.

– Это хорошо. Это признак жизнелюбия. Ты ведь любил ее, да?

– Кого?

– Жизнь.

– Да. Мне нравилось жить. Да, я любил ее, почему бы и нет?!

– Хочешь назад?

Надежда обожгла Матвея.

– Разве это возможно?

– В особых случаях.

– А мой случай?..

– Извини. Твой случай не исключительный… Ты плачешь?