Лед - Сара Дерст

— Если бы я не знала правды, то подумала бы, что вы нарочно меня задерживаете.

Он пошаркал к стулу из корней и присел. Не глядя на нее, старик принялся помешивать свой чай.

— Тебе нельзя путешествовать с ребенком в утробе. Риск слишком велик.

Касси застыла. Наверное, она ослышалась.

— Простите?

— Мне жаль тебя разочаровывать.

Она дважды открыла и закрыла рот, а потом сказала:

— Но я не понимаю. Вы же должны мне помочь. Предполагалось, что вы мне поможете. Русалка сказала… Мунаксари же должны быть добрыми. Вы должны сделать все, что в ваших силах.

— Так и есть. Я делаю все, что в моих силах. Нельзя рисковать будущим смотрителем.

Сидя на краешке стула и болтая в воздухе ногами, он был похож на сморщившегося ребенка.

Она сжала кулаки:

— Риск меня не волнует. Я обязана попытаться!

Ее отец не попытался, и смотрите, что случилось: она выросла без матери, а Гейл кричала по ночам.

В его морщинах залегли тени.

— Это небезопасно…

— Медведю нужно, чтобы я это сделала. — Она прошагала в гостевую спальню и вернулась со своим рюкзаком. — Мне нужно это сделать.

Вопрос обсуждению не подлежал.

Отец Лес поднялся, скрипя костями:

— Прости, но я вынужден настаивать.

— Вы — и ваше несуществующее войско? — Она направилась к двери.

Тихим печальным голосом он ответил:

— Мне не нужно войско.

Резко повернув запястьем, он отдал приказ стенам. К Касси потянулись новые побеги; они оплели ей руки. Она завизжала. Ветви все крепче сжимали ей кисти и поднимались к подмышкам. Обернувшись вокруг ее груди, они подняли ее над полом. Она брыкалась, но ноги ее колотили по воздуху. Она крутилась среди лиан:

— Отпустите меня!

— Конечно, отпущу, — ответил старик. — Как только ты поймешь, что должна остаться здесь до рождения ребенка. Твой ребенок нужен нам. — Голос его был так спокоен, что она впала в уныние. — В мире слишком мало мунаксари, а именно благодаря мунаксари этот мир и живет. Пожалуйста, постарайся понять. Я делаю это для всеобщего блага.

Касси пыталась вырваться, но побеги держали ее на весу, и она болталась, точно пугало: руки в стороны, ноги молотят по воздуху. Голова ее торчала между потолочных балок.

— Вы не можете так поступить! Не можете удерживать меня здесь.

Он взял чашку с чаем:

— Как только ты пообещаешь, что будешь хорошо себя вести, то сможешь спуститься.

Он направился к двери.

— Вы куда? — Она выгнулась и увидела, что он открывает дверь. — Вернитесь! Не оставляйте меня висеть вот так! — Она еще раз пнула воздух.

Прихлебывая чай, он вышел и закрыл за собой дверь.

Она вертелась и крутилась, без толку молотя ногами:

— Вернитесь сюда!

Она услышала звук последнего поющего камня, скрип калитки, и вот старик скрылся в лесу.

Касси пыталась раскачаться, дрыгая ногами. Ей удалось расшевелить ветви. Она качалась взад-вперед, увеличивая амплитуду.

Почуяв движение, лианы укоротились. Касси ударилась головой о потолок и выругалась. Седна, лемминг, сова, осина… Они что, знали, что Отец Лес собирается заточить ее здесь? Они нарочно сбили ее с пути, или это она умышленно их не поняла?

Касси вцепилась в побеги ногтями. Они сжали ей запястья. Ей пришлось остановиться, а то они перекрыли бы ей кровоток в руках. Она висела в воздухе, шумно дыша. Ох, Медведь, я найду выход!

Свисая с живого потолка, она крутилась медленными кругами.

* * *

Касси услышала, как Отец Лес кипятил свой утренний чай. Она не подняла головы.

— Вы должны спустить меня. Мне надо в туалет.

— Птицы и белки не пользуются туалетом. Ты мне не помешаешь.

Он перелил чай в чашку. От звука стало только хуже. Она крепко сжала ноги. Ветви перекрутились вокруг ее ног, удерживая их вместе.

— Если, конечно… — В голосе его звучала надежда. — Если, конечно, ты не решила остаться.

Барахтаясь среди лоз, она бранила его, пока у нее не закончились слова.

— Такие слова — и при ребенке, — мягко упрекнул он ее и вышел из домика.

Через несколько минут Касси пришлось прекратить борьбу. Было слишком больно. Руки чуть не выскакивали из суставов; ощущения были такие, что ее распинают. Слезы подступили к глазам, но она сморгнула их обратно. Она не станет его радовать. Он ее не победит. Ничто ее не победит: ни лед, ни море, ни тундра, ни этот треклятый лес.

Она пропустила пальцы сквозь ветви, и те в ответ обкрутились вокруг каждого пальца, обездвиживая ей руки. Она дернулась, и лианы плотнее оплели ее. «О боже», — прошептала она. В душе ее зародилась паника; она ничего не могла с ней поделать. Касси бешено замолотила руками, но поверх старых ветвей стали появляться новые. От шеи и ниже она была вся опутана корой, точно коконом.

Скоро ее накроет с головой, как тогда, в спальном мешке в бурю. Ужас бурлил у нее в глотке.

— Я больше не могу, — прошептала она. — Не могу. Не могу.

Она что угодно вынесла бы, только не это: быть связанной, беззащитной, не контролировать собственное тело. Она глубоко вдохнула, пытаясь загнать страх поглубже, но ветки сдавливали ей ребра. Она сделала еще один вдох, и лианы откликнулись, выдавливая из нее последний воздух. Все, больше сил не было.

Она взмолилась:

— Пожалуйста, не давите меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Лозы слегка ослабили хватку, и она сделала пару коротких вдохов. Она напоминала себе, что еще может думать и разговаривать. Ветви не опутали ей ни разум, ни язык. Касси содрогнулась, представив себе, как побеги обвивают ее язык. Дрожь, сдерживаемая коконом, была скорее легким подрагиванием. Она и не знала, что Отец Лес так могуч. Могла бы и догадаться: Медведь обладает такой же силой. Но Медведь никогда не использовал свою власть в таких целях. Когда она хотела уйти, он отпускал ее.

Лишь однажды он воспользовался своей магией без ее согласия. Она в сотый раз проиграла в голове их разговор. Он утверждал, что не так ее понял. Надеялся, что она обрадуется, когда узнает, насколько важен ребенок-мунаксари, что она будет счастлива. Теперь, когда она своими глазами увидела, как другие мунаксари реагировали на ее нерожденного ребенка, Касси наконец поверила, что он не хотел ее обмануть, использовать или предать. Может, он обманывался, но зла ей не желал.

Девять часов спустя она услышала перезвон камней. Ее неподвижный кокон, в три раза толще нее, мешал ей повернуться к двери лицом. Она увидела, как солнечный свет разлился по полу, когда открылась дверь.