Сама виновата - Мария Воронова

Ольга переступила с ноги на ногу, чувствуя накатившую слабость.

С трудом она доплелась до проспекта и зашла в телефон-автомат. Удивительно, он работал, а в сумке нашлось несколько двушек. Беда только в том, что наизусть она помнила только домашний телефон и рабочие свой, мамы и мужа, а записная книжка осталась дома.

И тут в памяти всплыл еще один номер. Ольга поморщилась. Нет, неудобно, да и не выписали его, наверное, еще…

И все же набрала. Ответили нескоро, когда она уже хотела разъединиться.

– Саня? Это Ольга Маркина.

– Что случилось?

– Прости, что беспокою, но у тебя случайно нет какой-нибудь конспиративной квартиры?

– Зачем?

– Переночевать.

– Ты с любовником, что ли?

– О господи, Сань, нет! Одна.

– Так приезжай. Адрес знаешь?

– Неудобно.

– Приезжай, а там посмотрим, что удобно, а что нет. Возьми такси, я заплачу.

– А тебя уже выписали? – вдруг спросила она.

– Прояви дедукцию, – посоветовал Саня, назвал адрес и разъединился.

Всей душой ощущая глупость и подлость своего поведения, Ольга остановила проезжающее мимо такси и назвала адрес.

Саня встретил ее на углу возле проезда во двор. Он жил на Васильевском острове, возле станции метро «Приморская», в необыкновенно длинном доме, растянувшемся на весь квартал. Ольга не любила современную архитектуру, это нагромождение бетонных коробок, но признавала, что этот дом получился действительно красивым, будто огромный лайнер, стремящийся вдаль, к горизонту. Тут даже пахло морем.

Квартирка оказалась совсем крошечная, с тесной прихожей и низкими потолками, но большие окна создавали ощущение простора, а в целом обычное жилье свободного мужчины, без изысков, но и не запущенное.

Саня с порога сказал, что приготовил ей маленькую комнату, уже постелил там на диване белье, а в ванной повесил свежее полотенце, достал с антресолей тапочки, а из шкафа шикарный махровый халат, который берег для торжественных случаев. Уже поздно, если Оля хочет, то может прямо сейчас ложиться спать, или он сварит сосиски.

– Мне главное – снять мокрые сапоги. А ты поправился?

– Да вроде да. В общем, давай, располагайся.

Ольга подумала, надевать халат или остаться в уличной одежде. Но Саня вел себя настолько по-дружески, что глупо строить из себя мимозу.

Ее трясло то ли от холода, то ли от нервов, и Ольга быстро приняла горячий душ. Стало чуть легче, и она вышла, плотно закутавшись в халат, а колготки повесила сушиться на батарею так, чтобы они как можно меньше бросались в глаза.

Саня подал ей шерстяные носки:

– Осторожно, они колючие, и я туда еще горчички подсыпал, чтобы ты не заболела.

Ольга надела:

– Тебе, наверное, интересно, почему я попросилась ночевать?

– Интересно, – Черепанов поставил перед ней тарелку с двумя сосисками и кучкой рожков, похожих на овечью шерсть, – но ты не рассказывай.

– Нет?

– Не, Оль, не надо.

– Не буду.

– По две морские капли накатим?

Она пожала плечами.

Саня достал из шкафчика две пузатые рюмки зеленого стекла, из холодильника бутылку «Пшеничной» и налил на донышко.

– Давай, Оль, чисто для профилактики. Чтобы не заболеть.

Они чокнулись и выпили. Доза действительно оказалась смехотворная, но Ольга, не любившая водку, закашлялась.

– Ты же мне поцелуй еще должна.

– Давай пока отложим.

– Да, я тоже думаю, лучше потом.

– Спасибо, что приютил меня.

– Да господи! Сегодня я тебя выручил, завтра ты меня.

– Вот это вряд ли, – усмехнулась она, – в моем доме тебе не будут рады.

– Ну иначе как-нибудь, не суть.

– Кстати, о доме… Разреши я позвоню?

Ей очень не хотелось слышать голос мужа, но ради мамы необходимо отчитаться, что она в безопасности и все в порядке.

Подошла мама, процедила, что поведение Ольги недопустимо и ей следует срочно задуматься, как жить дальше, пока не стало поздно, и что, когда Ольга выходила замуж, мама дала себе зарок не вмешиваться в их жизнь, но если дочь позволяет себе совершенно дикие выходки, то сохранять нейтралитет просто невозможно. «Я не в силах спокойно смотреть, как ты сама себя губишь!» – воскликнула мама и разъединилась.

Повесив трубку, Ольга чувствовала себя так, будто таскала мешки с камнями, но это было для нее обычное ощущение.

Пока она звонила, Саня приготовил чай.

Ольга села за стол и улыбнулась. Уютный домовитый мужичок, и не скажешь, что в прыжке вырубает злодеев. После поездки в больницу она не удержалась и как бы невзначай навела справки о Саниной личной жизни у пожилой секретарши, которая любила его, как сына. Оказалось, Черепанов развелся потому, что жена нашла себе иностранца, какого-то то ли шведа, то ли финна, и выскочила за него, как только он позвал. Что ж, трудно осуждать, советский человек будет ли хорошим мужем, еще неизвестно, а иностранец – однозначно билет в другую, сказочно-счастливую жизнь.

Ольга сама в юности мечтала выйти замуж за гражданина капстраны, был такой грех, так что не ей осуждать Санину супругу.

Да и вообще это не ее дело! Она замужняя женщина и просто пережидает небольшую семейную бурю у хорошего человека, вот и все.

Чай был еле теплым и сильно отдавал веником, но Ольга выпила полчашки. Ее снова зазнобило, и Саня принес откуда-то оренбургский платок.

– Мамин, – сказал он, накидывая его Ольге на плечи, и она вдруг вспомнила, что точно такой же был на сумасшедшей, которая сегодня приставала к ней.

Надо же, сегодня вечером, а кажется, прошло уже сто лет с тех пор. Что там она говорила? Ольга нахмурилась:

– Сань, а ты не знаешь случайно такого Феликса Константиновича Волкова?

Он отрицательно покачал головой:

– А кто это?

– Опер вроде, который загремел в участковые несколько лет назад.

– Если хочешь, могу поспрашивать.

– Давай на всякий случай.

* * *

В домашних делах выходные пролетели как одна минута. Казалось, она закрыла глаза вечером в пятницу, а открыла утром в понедельник и за секунду до пробуждения увидела яркий, суматошный и радостный сон.

Генеральная уборка, стирка, глажка, готовка… Кирилл, оставшись за главного, отлично вел дом, но он был мужчина, а Ирине хотелось максимально облегчить ему участь. Она наварила огромную кастрюлю щей, навертела голубцов и заморозила большую их часть, напекла пирогов и хотела даже постирать занавески, но Кирилл решительно снял ее со стремянки.