Прекрасная Джоан - Молли Хейкрафт

– Я тоже хочу решить все раз и навсегда, – тихо ответила я. – Согласна, мы должны открыто объясниться, пока у нас есть возможность. Когда в ту ночь я ушла от вас, то полагала, что вы намереваетесь жениться на мне.

– Во-первых, я ничего не знал о вашей болезни. Следующим вечером я ждал вас в роще, но вы не пришли. Зато пришла Бургинь. Она подошла ко мне в темноте и сказала, что вы остались в шатре и смеетесь надо мной, рассказывая придворным дамам, до чего вы меня довели. По ее словам, вы намерены были наказать меня за самонадеянность.

– И вы поверили? После того как обнимали меня… вы поверили ей и решили, что я способна вести себя подобным образом?

– Я понял, что она лжет, конечно. Но на следующее утро ваш брат созвал нас и объявил, что собирается выдать вас замуж за Сафадина и сделать королевой Иерусалима… Я вскочил на коня и поскакал – сам не знаю куда; надеялся, что меня захватят в плен или даже убьют… Вечером вернулся в лагерь, вошел в свою палатку, там, на моей постели, сидела Бургинь. Она была одна и ждала меня… После того, что случилось, мне оставалось лишь согласиться на предложенную ею тайную церемонию… И, – с горечью добавил он, – до тех пор, пока вы не призвали нас всех и открыто не объявили о том, что не выйдете за Сафадина, у меня не было оснований полагать, что вы недовольны планами Ричарда.

– Понятно, – ответила я. – Понятно.

Кое-что в рассказе Раймонда вовсе не удивило меня. Теперь я вспомнила, как он смотрел на меня, когда я обедала в обществе Сафадина, и его слова о «новой жизни».

– Матерь Божья, – заговорил он снова, обращаясь скорее к самому себе, – каким же глупцом, какой самолюбивой скотиной я был! Я рисковал будущим счастьем трех человек просто для того, чтобы облегчить свою боль! Как, милая моя, описать мне свои чувства, когда вы так храбро повели себя и просили о помощи и защите от Ричарда? Вы были так прекрасны – и так одиноки! Я гордился вами и испытывал великое отчаяние. Я увидел, что потерял, и понимал, что винить в том некого, кроме себя самого. Как мог я поверить Бургинь… и даже Ричарду?

– По-моему, недопонимание произошло прежде всего потому, что я – королева, – отвечала я. – Если бы мы могли встречаться открыто и если бы мое будущее касалось только меня, такого никогда бы не случилось. И потому, Раймонд, пусть прошлое остается в прошлом. Давайте снова будем друзьями.

– Мы всегда будем друзьями, но мне этого недостаточно! Джоан, моя жизнь будет пустой, если вы не станете моей женой. – Он смотрел на меня глазами, полными любви, но не смел прикоснуться ко мне. Я же, понимая, что наше будущее счастье зависит от моего решения, медлила с ответом. – Откройте мне ваше сердце, миледи, – сказал он наконец. – Если я навсегда утратил возможность вернуть вашу любовь, так и скажите, и я обещаю больше никогда не заговаривать о своих чувствах. Но если вы еще можете полюбить меня и довериться мне, как мы будем счастливы! – Голос его дрогнул, и он замолчал.

– Наверное, я люблю вас, Раймонд, – тихо отвечала я, – иначе не стала бы вас слушать. И мне тоже кажется, что вместе мы будем счастливы. Но сейчас еще рано обмениваться обетами: вы только что расстались с Бургинь, а я должна получить согласие на брак у брата и матушки. Прошу вас, соблюдайте приличия, поезжайте домой, в Тулузу, дождитесь возвращения Ричарда и тогда, если вы все еще будете желать жениться на мне, приезжайте в Англию. Там мы обо всем договоримся. Но помните: я не даю вам никаких обещаний и не требую ничего от вас.

Как только я закончила свою строгую речь, он заключил меня в объятия и покрыл поцелуями, о которых я так долго тосковала. Какое это было счастье, но оно не могло длиться вечно, Раймонд вздохнул и сказал:

– Хорошо, я уеду. Но я хочу, любовь моя, чтобы ты помнила меня!

Как ни старалась я сохранить все произошедшее в тайне, это оказалось невозможно. Как только Беренгария увидела меня, она тотчас поняла: произошло что-то важное. Впервые за все время нашего знакомства она стала расспрашивать меня, и я, наконец, рассказала ей историю наших отношений с Раймондом с начала до конца. К моей радости, она одобрила все мои слова и поступки, в особенности то, что я отослала Раймонда в Тулузу.

– Когда вернется мой супруг, ты выйдешь за графа замуж, – сказала она.

– Я не оставлю Рика в покое, пока он не согласится на наш брак!

– Отлично. Не будь дурой и не упусти своего счастья, – грустно отвечала Беренгария.

Мне стало жаль ее. Что ждало впереди ее саму? Почему, спрашивала я себя, мне даровано так много, а Беренгарии – так мало? У меня были счастливые годы, проведенные с Уильямом, а сейчас – надежда провести остаток жизни с любимым человеком, в то время как они с Ричардом…

Я не знала, что ей сказать, и спросила о Бургинь.

– Она хочет поскорее выйти замуж за Балдуина и уехать с ним во Фландрию… Я обвенчала бы их уже сегодня. Мне не терпится поскорее избавиться от нее, но придется подождать несколько дней.

Уже на следующее утро мы начали готовиться к свадьбе, и в конце недели Бургинь и Балдуин были обвенчаны. Глядя на сияющее лицо Балдуина, я сомневалась в том, что он понимает, сколько трудностей ждет его впереди. Впрочем, если его любовь выдержала подобное испытание, ведь Бургинь была замужем за Раймондом, то есть надежда, что любовь поможет ему обуздать испорченную и ленивую жену и приучить ее к размеренной жизни во Фландрии.

Проводив Бургинь, мы с Беренгарией остались ждать моего брата. Крестоносцы теперь прибывали в Рим каждый день, их становилось все больше, мы ожидали Ричарда со дня на день. Мы даже заказывали на ужин его любимые блюда и каждый вечер грели воду для ванны.

Вскоре, однако, мы начали волноваться. Наступило Рождество, а он не приехал; я боялась, что его корабль затонул. По всем нашим подсчетам, Ричарду давно уже пора было быть в Риме.

Придворные разделяли наши опасения. Роберт де Тернгам пытался утешать нас, но ему не удавалось скрыть свою обеспокоенность. Блондель, напротив, не стеснялся признаваться в своих страхах. Он каждый день с утра до вечера бродил по городу в надежде встретить крестоносца, который бы что-нибудь знал о местопребывании нашего государя.

Однажды он вернулся бледный и грустный и попросил меня принять его наедине. Как только мы оказались одни, я воскликнула:

– Признайся, Блондель, у тебя дурные вести!

– Возможно, ваше величество, – отвечал он. – А может быть, и нет, не знаю. Но я не могу скрыть их от вас, потому что у меня нет денег.

– Денег? На что? Матерь Божья, Блондель, зачем тебе деньги?

– Чтобы купить пояс и перчатки моего господина. – Голос его дрожал, в глазах стояли слезы. – Я увидел их в одной лавчонке, но владелец отказался говорить, откуда они у него. И я подумал, что, если куплю их, он, может быть, скажет, где их нашел.

– Ты уверен, что это перчатки и пояс короля?

Он кивнул: