Путь на эшафот - Виктория Холт

Все его мысли, все его молитвы были отмечены печатью страсти, которую он испытывал к Анне. «Есть женщина, – молился он, – которая может дать Англии и мне сыновей! Именно потому я хочу посадить ее на трон». Гораздо проще было сказать Богу, что Англии нужны сыновья, чем то, что ему нужна Анна.

Генрих работал над своим прошением, в котором обосновывал незаконность своей женитьбы. Это прошение он намеревался отослать Папе. Он был горд, он прекрасно составил эту бумагу, аргументы, приведенные в ней, были мудры, ясны и вполне оправданы, а о литературных качествах нечего было и говорить. Он показал свое произведение сэру Томасу Мору, страстно ожидая от него похвалы, но Мор сказал ему, что не может высказать своего суждения, так как плохо разбирается в этом деле. И Генрих подумал, что Мор просто завидует его профессионализму. Но тут же понял, что сам завидует ему, так как Мор, человек с мягким юмором, был большим ученым, обладал острым умом, шармом, а также безмятежностью, какой было отмечено все его поведение. Генрих бывал в доме Мора, стоявшем на берегу реки, гулял по прекрасному саду, наблюдал, как его дети кормят павлинов, видел этого человека в кругу семьи, чувствовал, как его близкие любят его и уважают. Он наблюдал за его дружбой с такими людьми, как ученый муж Эразм Роттердамский и живущий в нищете живописец Ганс Гольбейн. Находясь вместе с ними, он, король, хоть и не мог пожаловаться на то, что эти люди не уделяют ему должного внимания, понимал, что не принадлежит их чудесному семейному кругу.

И он ужасно завидовал Томасу Мору, известному своими смелыми суждениями, своими шутками, своей любовью к литературе и живописи, добродетельной жизнью, наконец. Генрих мог бы возненавидеть этого человека, но, как и следовало ожидать, стал жертвой его обаяния. Он полюбил Томаса Мора несмотря ни на что. И даже когда Мор не стал хвалить его писания и стал высказываться против его развода, король продолжал уважать этого человека и искал дружбы с ним. Сколько близких ему людей не одобряли развода! Генрих был возмущен этим и старался привлечь их на свою сторону.

Он написал письмо своей сестре, Маргарите Шотландской, обвиняя ее в аморальности, ибо она развелась со своим мужем. Он заявил, что ее женитьба была незаконной, а ее дочь незаконнорожденной. Он возмущался ужасным положением, в котором оказалась его племянница, хотя сам намеревался поставить свою дочь Марию в подобное положение. Делал он все это с полной верой в свою правоту, поскольку запутался в моральных принципах. Он считал себя благородным, великодушным королем, ну а народ, возмущавшийся его поведением, его отношениями с Анной, просто не понимал, в чем дело. Он был готов пожертвовать собой ради Англии! Он видел себя не таким, каким был на самом деле, а таким, каким хотел себя видеть. И окруженный людьми, льстившими ему, пытавшимися завоевать его доверие, он не мог знать, что думают о нем другие.

Однажды вечером, когда король хандрил и скучал по Анне, прибыл гонец с неприятными известиями.

– Из Хивера? – прорычал король. – Что там из Хивера?

Он надеялся, что ему привезли письмо от Анны – она не ответила ему на его письмо, несмотря на все его просьбы. Он думал, что в этом письме Анна проявит к нему нежные чувства. Но письма все не было и не было.

Гонец сообщил, что Анна и ее отец заразились этой ужасной болезнью, хотя состояние их не слишком тяжелое. Король был в панике. Самое дорогое, чем он владел, находится в опасности. Кэри умер. Господи, только не Анна, просил он Бога, только не Анна!

И он начал действовать. Его лучшего врача на месте не оказалось, и он послал в Хивер его заместителя, доктора Баттса. Охваченный беспокойством, Генрих ждал новостей.

Он ходил по комнате, забыв напомнить Богу о том, что он собирался жениться на Анне именно потому, что она была здорова и могла родить для него и для Англии сыновей. Он думал об одном: его жизнь без Анны будет беспросветна.

Он сел за стол и написал ей письмо, в котором в прямой и откровенной манере изложил свои чувства:

«Этой ночью я получил пренеприятнейшее известие, хуже которого не может быть. Оно расстроило меня по трем причинам. Во-первых, в нем говорилось о болезни моей повелительницы, которая для меня дороже всего на свете и о здоровье которой я беспокоюсь так же, как о своем. Я хотел бы взять на себя половину этой болезни, чтобы ты побыстрее выздоровела. Во-вторых, я боюсь, что эта болезнь продлит нашу разлуку, и это меня ужасно угнетает. В-третьих, мой доктор, которому я вполне доверяю, в настоящее время отсутствует и не может приехать к тебе. И все же я надеюсь, что он, благодаря своему умению, все же доставит мне огромнейшую радость и вылечит мою повелительницу. В его отсутствие я посылаю к вам моего другого доктора – Баттса – в надежде, что он тебе поможет и ты поправишься. Прошу тебя, безукоснительно следуй его советам. Это даст мне возможность увидеть тебя в самое ближайшее время. Что доставит мне больше удовольствия, чем самые драгоценные сокровища мира».

Написав и отправив это письмо, он ходил взад и вперед по своим покоям, охваченный волнением, подобного которому еще никогда не ощущал. Он удивлялся, что испытывает такую любовь, доставлявшую ему и радость, и горе одновременно. Он не думал раньше, что коронованные особы могут так страдать и так любить.

А королева повеселела. Наверное, Бог услышал ее молитвы. Она радовалась вместе со своей дочерью тому, что Анна Болейн заразилась потливой болезнью и лежит больная в Хивере.

– Это Божья кара, – говорила королева дочери. – Наказание за грехи этой женщины.

Двенадцатилетняя Мария слушала ее, широко раскрыв глаза. Она считала свою мать святой.

– Мой отец… любит эту женщину? – спросила девочка.

Мать погладила ее по голове. Она безумно любила дочь, следила за ее образованием, всегда была с ней рядом, внушала ей свои жизненные принципы.

– Он так думает, дочка. Он сильный мужчина, потому так и ведет себя. Это не его вина. Не суди его строго.

– Я видела ее при дворе, – сказала Мария. Глаза ее сузились – она старалась вспомнить, как выглядела эта женщина. Она похожа на ведьму, думала Мария. У них у всех распущенные волосы и темные глаза. А сами они худые и любят одеваться в ярко-красные одежды. Ведьмы очень похожи на Анну Болейн!

– Ее нужно сжечь на костре, мама! – воскликнула Мария.

– Тише, дочка. Так не следует говорить. Молись за нее, жалей ее, потому что, возможно, уже сейчас она горит в аду.

Глаза Марии блестели, она очень надеялась, что так оно и есть. И она представила себе пламя цвета платья этой ведьмы, пожирающее ее белые ноги. Она слышала ее нежный голос, понапрасну молящий избавления.

Мария многое понимала. Эта женщина выйдет замуж за ее отца, а мать Марии уже не будет его женой, и она, Мария, станет незаконнорожденной. Мария знала, что за этим последует. Она больше не будет принцессой, подданные отца перестанут воздавать ей почести, и она никогда не станет королевой Англии.

Каждую ночь Мария молилась Богу, прося его сделать так, чтобы Анна надоела отцу, чтобы он прогнал ее со двора, возненавидел, посадил в башню Тауэр, в темный подвал, где бы она умерла с голоду или ее бы съели крысы. Она молила Бога, чтобы Анну заковали в цепи, чтобы она извивалась на дыбе – и это была справедливая месть за каждую слезинку, пролитую ее матерью, святой женщиной.