Карта царя Алексея - Николай Дмитриев

Коч шёл вверх по реке на вёслах, и только время от времени кормчий приказывал поднять парус, чтобы словчиться поймать такой неверный среди густо заросших лесом крутых берегов ветер. Если это удавалось, коч шёл плёсом, а когда ветер в очередной раз стихал, поморы снова брались за вёсла и плыли почти под самым берегом, чтобы держаться дальше от стрежня.

Епифан Стоумов и Иван Вага стояли на носу коча и пристально смотрели вперёд. По их расчётам, до «златокипящей» Мангазеи оставалось совсем немного, и они напряжённо вглядывались в каждый мыс, ожидая, что за очередным поворотом увидят на речном берегу город.

Правда, когда сейчас на судне все радовались концу пути, Стоумов, зная, что за приход в Мангазею с него будет особый спрос, ещё раз прикидывал, как всё вышло. Тогда, уходя от преследовавшего их флейта, кормчий повёл коч таким узким разводьем, что голландец в него и войти бы не смог.

В бессильной ярости одураченный капитан Нильсен стрелял из пушек до тех пор, пока было хоть как-то видно мачты уходящего во льды коча. От этой пальбы вокруг судёнышка разлетелось вдребезги с десяток торосов, но ни одно из пущенных вдогон ядер так и не попало в коч.

А дальше, уже другими разводьями, кормчий удачно провёл коч вокруг острова, и после совещания с Вагой Епифан твёрдо решил идти в Мангазею, чтобы, добравшись к устью Таза раньше, чем флейт, подняться вверх по реке с целью предупредить об опасности жителей города.

Мангазея открылась как-то сразу. На высоком берегу чётко обрисовались крепостные стены, и чем ближе подходил коч, тем лучше просматривались и потемневшие от времени брёвна башен, и ворота города, и жмущиеся к острогу дома посада, как бы спускавшиеся к другой речке, сливавшейся здесь с Тазом.

Молча стоявший рядом с кормчим Иван Вага неожиданно толкнул Епифана и показал чуть левее мыса, на котором построили город.

– Нам туда, в Мангазейку…

– Какая ещё Мангазейка? – не понял кормчий.

– Да это вон та речка, вторая, – спокойно пояснил Вага, уже точнее показав устье. – Я знаю, там пристань должна быть.

– Ну, ежели так, идём туда… – согласился Епифан и махнул рулевому, чтоб сворачивал впересечь стрежня.

Подкормчий не ошибся. Пристань действительно оказалась на Мангазейке чуть выше речного слияния. На толстых, ободранных ледоходом сваях был устроен помост, от которого проложенная меж посадскими дворами дорога шла прямо к воротам в главной проездной башне.

Приход коча не остался незамеченным. Поначалу из ближайших дворов стали выглядывать люди, чуть позже особо любопытные начали скапливаться на пристани. Не вступая с ними в разговор и даже не отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, Епифан закончил швартовку, а когда уже собрался идти на воеводский двор, увидел, как от проездной башни скачет богато одетый всадник, за которым вслед бегут два десятка вооружённых стрельцов.

Едва не сбив кормчего с ног, верховой осадил коня и грозно выкрикнул:

– Ты кто таков?!

Поняв, что перед ним сам Мангазейский воевода, Стоумов ответил:

– Я кормчий архангелогородский…

Епифан собрался было всё объяснить, но воевода разъярённо оборвал его:

– Ты что, царского указа не знаешь?.. Морского хода в Мангазею нет!

– Знаю, но мы пришли… – попытался объяснить Епифан, но, похоже, зря.

– Ах, знаешь?.. Знаешь! – вызверился на кормщика не желавший ничего слушать воевода и крикнул прибежавшим вместе с ним стрельцам: – Вяжи ослушников! Тащи всех в съезжую!..

Стражи тут же схватили Епифана, и тогда кормчий, вырвавшись, громко, чтоб было слышно всем столпившимся вокруг, выкрикнул:

– Государево дело!

На пристани сразу стало совершенно тихо, и только воевода, зачем-то оглянувшись, враз севшим голосом произнёс:

– Иди за мной…

Епифан молча шёл рядом с идущей шагом лошадью воеводы, за ним следовала примолкшая стража, и только было слышно, как оставшаяся на пристани толпа, ошарашенная необычной новостью, глухо шумела. Так они миновали посад, прошли через въездную башню в крепость, и лишь когда кормщика завели в съезжую, почему-то оставшийся стоять воевода в упор посмотрел на Епифана.

– Ну, говори…

Епифан как-то замялся, покосился на бывшего рядом стрелецкого десятника и наконец, собравшись с духом, выложил главное:

– Голландский флейт идёт в Мангазею.

– Что?.. – опешил воевода. – Да как он сюда доберётся?

– У него карта есть, сам видел, – пояснил Епифан.

– Как это «видел»?.. Чего врать-то… – не поверил кормчему воевода.

И тогда Епифан выложил всё то, что хотел сказать ещё там, на пристани:

– Мы этого голландца во льдах встретили. Их капитан заблукал в разводьях, не знал, куда плыть лучше.

– А с чего ты взял, что они в Мангазею идут? – перебил Епифана воевода.

– Так они ж меня обманом в полон захватили, – с жаром принялся втолковывать Епифан. – Карту показывали. Велели флейт на Мангазею вести. Только мы на своём коче от них сбежали и первым делом сюда, предупредить…

– Вон оно как… – в полной растерянности протянул воевода и, как-то сразу сникнув, с опущенной головой сел на стоявшую у стола лавку…

* * *

Секретарь свейского посольства Прютц в который раз придирчиво рассматривал своё творение. Это была собственноручно выполненная им копия Большого Чертежа Московии, который, как считал Прютц, благодаря счастливой случайности и мздоимливости боярина на какое-то время попал к нему в руки.

Прютц хорошо помнил, что сначала у него ничего не выходило, и он никак не мог правильно перерисовать изображение островов и проливов Студёного моря. Однако потом секретарь наловчился. Он взял одинаковый по размеру лист и поначалу измерил расстояние от краёв ряда точек контура, а затем полученную цепочку соединил, довольно точно передав все изгибы береговой линии.

Явно удовлетворённый своей работой, Прютц свернул лист и заторопился к бывшему у себя Кронеману. Посол встретил секретаря вопросом:

– Что там?.. – и кивком головы показал на свёрнутый лист, который Прютц специально держал на виду.

– Вот, смотрите, это тот самый Большой Чертёж! – и, не скрывая охватившей его радости, Прютц, в ожидании вполне заслуженной похвалы, развернул перед Кронеманом принесённую копию.

– Так, так, так… – Кронеман довольно поцокал языком и как-то хитровато глянул на Прютца. – Откуда?

– Боярин Василий заходил по дороге. Шкатулку заморскую, музыкальную, желал посмотреть. А у него как раз с собой Большой Чертёж и оказался. Их несколько копий по приказам разослали. Вот я и уговорил…

Кронеман и Прютц понимающе переглянулись, а затем посол отошёл к столу и вынул из поставца ещё одну копию, ту самую, которую ему принёс Вальд.