Комендантский патруль - Артур Черный

На втором построении перед заступлением на эти самые посты оказывается, что из половины оставленных присутствуют только верные своему командиру роты пэпсы, затасканные Рэгсом и Безобразным участковые и проживающие здесь контрактники. Остальных, как корова языком…

Перед редким нашим строем появляется знакомая уродливая фигура. Оттягивая мятые брюки на толстой заднице и косо чертя кривыми ногами невидимую линию, через плац шагает ответственный по отделу Рамзес Безобразный. Он тычет грязным пальцем в чернеющее небо и хрипло угрожает каждой сволочи, что вздумает сегодняшней ночью покинуть пост:

— Трусов, которых не будет на посту, будем расстреливать!

Краткая информация последних суток, что стала нам известна по слухам и чужим пересказам:

Сегодняшней ночью был обстрелян 21-й блокпост Ленинского района Грозного.

В городском поселке Черноречье Заводского района сегодняшней ночью было боестолкновение с бандитами.

Этой же ночью в селе Автуры Курчалоевского района был кровопролитный бой. Со стороны МВД Чечни погибли от двенадцати до двадцати восьми человек. Столько же уничтожено боевиков.

Днем в Ленинском районе подорвали на фугасе одну из машин охраны исполняющего обязанности президента Чечни Абрамова. Два человека погибли и два ранены.

Вечером на улице Ханкальская нашего района комендантский патруль обнаружил крупный фугас. Уничтожен накладным зарядом.

С рассветом мы уже чистим улицы.

Осунувшиеся жилища, корявые и подгнившие, маячат перед нами бледным светом вымытых дождями стен. С покосившихся, гнутых фонарных столбов, словно обессилевшие руки, траурно свисают обрывки провода. Пропитанные кровью, припудренные пылью стены домов молча высятся над остывшим пепелищем. Мы медленно, не оглядываясь на присутствие этой смерти, двигаемся по паутине улиц.

«Vae victis!» Горе побежденным!

Очередная зачистка, выдуманная от безнадежности и тоски, затягивает нас в эти путаные лабиринты взорванных дворов. Старший скучного нашего мероприятия командир временщиков Масяня, всегда возбужденный и переполненный разрушительной энергией, то и дело появляется на каком-нибудь перекрестке, без устали повторяя одну и ту же фразу: «Ищем мини-заводы и нефтеколодцы! Ищем!»

Никому нет дела до мелкого маразматика. Мы лезем в эти дворы только в поисках абрикосов.

Следующие за зачисткой утро и день без толку проплывают мимо меня.

Кисель раскаленного воздуха неторопливо течет по вечернему Грозному. Вечернее его солнце, жаркое и потемневшее, стоит над крышами домов. Вспыхивая кровью, плавятся и рушатся багровые стены заката. Безмолвные небеса величественно принимают смерть дня и благословляют в путь черную южную ночь.

Красные полосы восхода поплыли по безоблачному небу. Побледнели и уменьшились последние звезды, выгорели яркие костры созвездий. На узком дворе Временного отдела выстраивается наш малочисленный строй. За воротами, перекрыв полотно дороги, небрежно стасканные в кучу, замерли в ожидании армейские БМП и БТРы. Комендант, высокий подполковник с испитым бело-розовым лицом, дает последние указания. Строй слабо шевелится по краям.

Моя группа, состоящая из земляков красноярского ОМОНа и чеченцев Республиканского ГАИ, выстраивается перед коробкой 30-го блокпоста на у. Ханкальская. Мы почти полностью перекрываем широкое полотно дороги, оставляя въезжающим в город лишь узкую полоску, в конце которой у самого блока, мелькая черной мрачной формой, чеченское ФСБ устраивает во всех машинах шмон, забивает в компьютеры фамилии и имена людей. У края дороги, загнав в кюветы свою броню, вышагивают худощавые, неторопливые солдаты.

Сегодня такими постами перекрыли все основные въезды в город.

Сотрудники ФСБ кропотливо и долго мнут чужие документы, недоверчиво заглядывают в лица, ковыряются в нутре запыленных машин. На дороге с каждой минутой растет и расползается по сторонам гудящая, шевелящаяся пробка. Мы уже стучим прикладами по колесам, стреляем в воздух, но те наезжают на нас, прижимают к обочинам. Оглянувшись, я замечаю, что остался на дороге лишь с двумя омоновцами. Чеченские гаишники, что поначалу так бойко махали полосатыми палочками и давали ценные указания, осторожно выглядывают из служебной машины, что, ярко раскрашенная, скромно прижимается к стене блока.

Один за другим из машин выскакивают горячие кавказские мужики и машут перед нашими лицами разными удостоверениями: милицейскими, депутатскими, административного управления. Мы неумолимы. Несколько раз я кладу в землю пули перед самым носом очередной иномарки. Омоновец Залет упирает ствол в лоб какому-то здоровенному чеченцу в новом блестящем камуфляже. Тот свирепо сжимает в огромных ладонях, словно игрушку, хрупкий «АКС».

На удивление спокойны и выдержаны кадыровцы. Они, обычно первые лезущие на рожон и без колебаний пускающие в ход оружие, узнав о том, что впереди их работает ФСБ, оставляют все вопросы и неторопливо въезжают в общую массу машин.

О необходимо жестких методах работы чеченского ФСБ среди местных ходят мрачные слухи.

Солнце, распухшее и вязкое, заливает своим стальным светом словно кипящую от пыли и машин дорогу. Оглохнув и не слыша собственного голоса, мы срываемся на крик. Растянувшаяся на добрый километр пробка, бурля и задыхаясь от неторопливости, со скрежетом ползет через узкую просеку блокпоста. Машины трутся боками, мнутся и отваливаются друг от друга, громко по-русски матерятся водители. Они даже не могут открыть двери, чтобы подраться. Мы не можем пройти между ними.

Полдень. Загнав за бетонный забор несколько подозрительных машин и повязав их хозяев, фээсбэшники открывают дорогу. Стальной поток, растекаясь по всему полотну асфальта, вплескивается в Грозный.

Мой камуфляж — хоть выжимай. По спине и по штанам поползли грязные бурые пятна. В отделе я стираюсь и, не отягощаемый совестью, ложусь спать.

За окном мается горячий южный вечер.

В удушливом воздухе комнаты безвольно мерцает голубой экран телевизора. В углу, пыхтя и улыбаясь, участковый Сквозняк топит лицо в наполненных холодной водой ладонях. Я, выгнув спину в сторону вентилятора, лежу на втором ярусе кровати, гляжу в подушку. Согнутый локоть упирается в неструганую, грубо сколоченную деревянную полку для книг, что я еще в феврале соорудил из обломков досок.

Книги — мой луч света в этом мраке ненависти, невежества и греха. Только с ними я счастлив здесь, только с ними я делю свои беды, только с ними смягчаю лежащую на душе боль. Некоторые из них куплены, но больше собраны по знакомым, какие-то взяты на время, но не возвращены. В бесконечном хаосе своих скитаний, забывший дорогу домой и потерявший цель в жизни, я пытаюсь отыскать эту цель среди чужих прожитых жизней, на седых страницах изданий. Когда-нибудь, может, через много-много дней, я обязательно напишу свою книгу, свою походную книгу потерянных лет, в которой смогу ответить на вопрос, что так давит последние годы: за что? Я обязательно найду на него ответ и расскажу другим. Пусть кому-нибудь это поможет прожить его жизнь. Книга о войне. Книга, которую можно будет прочитать только один раз. Только один раз, чтобы потом навсегда забыть.