Миссия в Париже - Игорь Болгарин

– Несомненно. И чем же?

– Это вот – тот самый саквояж, из-за которого нас столько времени лихорадило! – тоном факира произнес Болотов. – И мы извлекаем из него бриллианты!

– Да ведь я все знаю, – хитро улыбнулся Жданов.

– Как? Кто вам мог сказать?

– «Конспираторы»! Я еще не успел заснуть, когда вы приехали. И видел все в окно. И вас, и саквояж, который вы с собой несли. А до этого, если помните, вы доложили мне, – обратился он к Болотову, – что отыскали этого… Миронова. Так не откажите старику в умении, после такого количества информации, легко обо всем догадаться.

– Но почему же, в таком случае, вы не спустились к нам сразу? – удивился Фролов.

– Но вы почему-то не позвали меня. Я решил, что вы готовите мне сюрприз. Не мог же я лишить вас такого удовольствия.

После этих слов Борис Иванович вышел в коридор и тут же вернулся с двумя бутылками шампанского в руках.

Нет, Жданов и в своем преклонном возрасте оставался все таким же, как и прежде, молодым душой, мог иногда подурачиться и устроить розыгрыш своим друзьям, любил вино и остроумную шутку.

– Доставайте, Илья Кузьмич, бокалы. Разве это не повод отметить ваш успех?

– Наш успех! – едва ли не хором сказали остальные.

– Не будьте подхалимами. Это целиком и полностью ваша заслуга. А если быть до конца честным, это заслуга Павла Андреевича.

– Ну, тут уж я не согласен, – возразил Кольцов. – Делим успех на всех четверых. Поровну. И точка! – но тут же поправился. – Нет, на пятерых. Но в первую очередь это заслуга Юрия Александровича Миронова. Не окажись он когда-то на нашем с Петром Тимофеевичем пути, мы сейчас, возможно, отмечали бы этим шампанским наше поражение.

– Все правильно, – согласился Жданов. – Не будем спорить. Кто-то из великих сказал: у поражения один виновник, у победы – всех не счесть. Важно, что мы с вами все же пьем за успех, за победу.

Когда шампанское было допито, Жданов, по давней привычке, стукнул своей тростью о пол.

– Все! Пошумели, порадовались – и хватит. Вернемся к делу. Ну-ка, показывайте свою добычу.

Ему передали коробку.

– Сто девяносто два бриллианта, – подсказал Болотов.

– Тут еще три-четыре, – вновь приступил к своей работе Кольцов.

Жданов перебирал пальцами бриллианты, Время от времени один какой-то извлекал из коробки и долго рассматривал его в лупу.

– Ишь ты! Какой красавец! – восхищенно говорил Жданов и, держа его на открытой ладони, пристально рассматривая, объяснял: – Это так называемый тройной бриллиант. Тридцать две фасетки на коронке, и двадцать четыре – на кюлассе. Всего пятьдесят шесть граней. Даже не трудитесь считать.

– Дорогой? – поинтересовался Фролов. Его не приводили в восторг все эти туманные заклинания: «фасетки, коронки, кюлассы», не восхищал блеск и сияние самих бриллиантов. Он был человеком долга. И его долг был сейчас: как можно выгоднее, дороже продать эти бриллианты и вырученные на них деньги передать товарищам, только ему и Жданову известным, давно внедренным во французскую жизнь. А уж они знали, как этими деньгами распорядиться на пользу новой России.

– Мог бы быть и дороже. Старая английская огранка, – пояснил Жданов и вынул из коробки другой, медового цвета. – Этот вот – редкостный экземпляр. Двойной. Голландская грань. И уникальный по цвету… А вот этот «дикштейн». Октаэдр. Тоже довольно высоко ценится. Здесь почти нет обычных, рядовых камней.

Кольцов наконец поднялся с колен, опустил в коробку еще несколько бриллиантов.

– Все! Последние три!

– Всего сто девяносто пять, – подытожил Болотов. – Хорошая посылка. Давно такую не упомню.

– И качеством на этот раз лучше, – перебирая в коробке бриллианты, сказал Жданов.

– И что, все в распыл? – недоброжелательно спросил Кольцов.

– На то они и присланы, – Жданов внимательно взглянул на Кольцова, – А вам что? Жалко?

– Мне на них плевать, мне они душу не греют. Но если с другой стороны посмотреть, они ведь российские. Российское, то есть, богатство. Так какого черта мы обогащаем им французов? Вот этого я не понимаю.

– А ведь мы с вами на эту тему говорили, уважаемый Павел Андреевич, – напомнил Жданов. – И Иван Платонович тоже огорчался, что оказался втянутым в эту бессовестную торговлю. Я тоже не в восторге. Но разоренной России сейчас и здесь нужны деньги. Франки. И немалые суммы. Как прикажете мне поступать?

Все промолчали. Знали, зачем Москва слала сюда бриллианты. На вырученные после их продажи деньги Советская Россия пыталась купить мир. А дороже мира ничего на свете нет. Разве что жизнь. Брат и сестра. Они всегда рядом.

– Не знаете? – жестко продолжил Жданов и с горечью зачерпнул горсть бриллиантов. – А я знаю. Этих мне нисколько не жалко. С ними я без сожаления расстанусь. А вот эти, – он стал извлекать из коробки и выкладывать на ладони более крупные бриллианты, рассыпающие вокруг себя благородные отблески. Эти мы пока прибережем. Если сумеем обойтись без них, они снова вернутся обратно в Россию. А нет – пожертвуем и ими. Жизнь людей дороже этих камешков. Простите за столь высокие слова.

Едва только бриллиантовые хлопоты свалились с плеч Кольцова, он стал настаивать на быстрейшем отъезде в Россию.

Возвратиться тем же путем, которым он ехал сюда – через Германию и Польшу, – как оказалось, пока все еще было невозможно. Война с Польшей то прекращалась, то вновь возобновлялась, переговоры о мире затягивались и осложнялись различными нотами и меморандумами, и надежд на скорое подписание мирного договора пока все еще было мало. Поляки охотно и беспрепятственно пропускали через свою страну покидающих Советскую Россию, но не разрешали возвращение.

Два битых дня Жданов потратил на улаживание бесчисленного количества таможенных формальностей, чтобы отправить Кольцова этим, более коротким и удобным путем. Германия давала разрешение на пересечение своей территории. Но с поляками договориться не удавалось. И Жданов, в конце концов, в отчаянии сдался.

Оставалась еще одна дорога, более длинная и менее удобная: Париж – Берлин – Штральзунд, далее морем до Стокгольма, а оттуда уже – до Петрограда. Путь до Стокгольма не сулил никаких неприятностей. А вот дальше…

Швеция все годы, пока длилась Гражданская война, занимала нейтралитет и не имела с Россией никакого официального сообщения. Но все же небольшие сумасшедшие торговые суденышки иногда, вопреки всем страхам и рискам, ухитрялись пробиваться сквозь блокированную Антантой Балтику и добирались до Петрограда. Но случалось, что, покинув берега Швеции, эти маломощные скорлупки навсегда бесследно исчезали.

И все же Жданов склонялся именно к этому маршруту, и убедил остальных, прежде всего Кольцова. Предпочтительнее он виделся отсюда, из Парижа, только потому, что в Швеции, точнее, именно в Стокгольме, можно было рассчитывать на реальную помощь. Там, на Аппелбергсгатан жил Эспер Эгирют, опытный мореход, владелец небольшого судна, который не однажды помогал большевикам добираться до Петрограда. За два года он помог шести посланцам Жданова, и они без особых приключений достигли Петрограда. Последний раз, пять месяцев тому назад, с его помощью этот маршрут преодолели два представителя иностранного отдела при ВЧК.