Копия любви Фаберже - Ольга Тарасевич

– Слушай, может, у этой Тельцовой отец или постоянный любовник был? – с надеждой поинтересовался оперативник. – А ВИЧ когда выявили? На вскрытии? Или она знала о том, что заражена? Вдруг ее самоубийство все-таки повлияло на наше дело?

За соломинку уцепить не получилось.

– Ну ты даешь – на вскрытии! О том, что инфицирована, Тельцова узнала дней за десять до того, как на тот свет решила отправиться, – участковый сочувственно вздохнул. – Отца вроде нет. В этом районе она квартиру снимала, а когда все случилось, мать ее приезжала, пьяная, неопрятная, алкоголичка, наверное. Ну а насчет постоянного любовника, сам понимаешь. Каждому, кто на участке, свечку держать не будешь…

* * *

Николая Абрамова Седов застал там, где и полагается находиться нормальному следователю, всю ночь составлявшему протокол осмотра места происшествия, – дома. В разговоре по мобильному телефону коллега был не очень-то любезен. Сонно интересовался, почему так срочно надо переговорить, предлагал встретиться на следующий день, напоминал про свое право на законный выходной. Но к приходу Седова Абрамов уже выглядел бодрым и энергичным. Успел сварить кофе и настрогать бутербродов с толстенными ломтями вареной колбасы. Володя, пожав протянутую ладонь, изумленно уставился на тарелку, полную бутербродных монстров. Потом осмотрел кухню, аскетичную и не очень чистую, с мутным окном и порыжевшей от старости занавеской. И решил, что, видимо, семейная жизнь у Абрамова не сложилась.

– Присаживайся! А может, ты чаю хочешь, а не кофе? Мотор как, позволяет? – суетился хозяин, доставая из шкафчика чашки с подозрительным налетом на донышке. – Я сам обычно чай пью, кофе редко. Но сейчас чувствую, что совсем отрубаюсь. Конечно, сейчас все тебе расскажу. Отчего не помочь коллеге.

– Я кофе буду, – буркнул Седов, сразу же догадавшийся, что кроется за радушным гостеприимством. И он не ошибся.

– А у тебя в производстве тоже убийство сотрудника «Pan Zahar Group»? Связь с Малышевским прослеживается? – с деланым равнодушием поинтересовался Николай Абрамов и отхлебнул кофе. – Как продвигается расследование? Подозреваемый установлен? Может, поинтересоваться его алиби на вчерашнюю ночь? Малышевского убили в двадцать три двадцать.

То ли кофе у Абрамова оказался некачественным, то ли варить он его не умел – но пить предложенное пойло было невозможно. Седов отставил чашку, посмотрел на хитренькое лицо коллеги и почти нежно сказал:

– Никак не продвигается. Подозреваемых нет, так что на предмет алиби допрашивать некого. Мотивы «моего» убийства непонятны, есть только версии. И свидетелей не выявлено.

Абрамов помрачнел. По прикушенной губе, гневно шевельнувшимся кустистым бровям, нервно теребящим край клетчатой скатерти пальцам его мысли читались, как в открытой книге.

Вопрос о подследственности ставить пока нельзя. Оснований для того, чтобы «выпихнуть» труп Малышевского со своего округа, не прослеживается. Тут надо бдительности не терять, чтобы соседи «свое» убийство не всучили.

«Явно будет подзуживать начальника, чтобы нам это дело передали, – решил Седов, скептически присматриваясь к бутербродам. Слишком уж огромным, неаппетитным. – Но мой шеф тоже не лыком шит, так что длиться эта бодяга будет долго».

– В двадцать три двадцать пять на пульт дежурному поступил звонок. С сообщением о том, что, видимо, из окна выпал мужчина. Я прибыл на место происшествия чуть позже «Скорой», – начал свой рассказ Николай Абрамов. – Малышевский скончался, не приходя в сознание. Возле подъезда собралась толпа жильцов дома. Судя по первым опросам, Малышевского там раньше никто не видел. На вопрос, не находился ли потерпевший в гостях у жильцов дома, никто положительно пока не ответил. Чердачный замок не взломан, скорее всего, его открывали ключом. Осмотр помещения позволил криминалистам выявить свежие следы присутствия двух человек. Отпечатки обуви одного из них, по предварительной оценке, совпадают с рисунком протектора ботинок потерпевшего.

– А следы борьбы? – перебил Седов.

Абрамов покачал головой.

– Визуально – никаких. На одежде Малышевского предположительно нет загрязнений, образовавшихся от соприкосновения с поверхностями чердака или крыши. Судмедэксперт не установил повреждений, свидетельствующих о том, что Малышевский пытался зацепиться за выступающие предметы для предотвращения падения. То есть, похоже, он тупо стал на край крыши и сиганул вниз. Может, наркоту на вскрытии найдут, у меня других версий нет. Причем похоже, что его действительно никто с крыши не толкал – следы второго человека, спутника или спутницы Малышевского, заканчиваются метра за четыре до края крыши. Но, – Николай постучал пальцем по лбу, – Малышевский состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Заболевание легкое, опасности ни для самого потерпевшего, ни для окружающих не представляющее. Однако мало ли что, может, врачи чего-то проглядели или недопоняли. А, да! Еще на крыше пачку презервативов обнаружили. Запечатанную. «Пальцев» криминалист на коробке не нашел. Хотя, конечно, не факт, что эти «резинки» имеют отношение к потерпевшему. А в остальном – полный голяк. С кем Малышевский входил в дом, выходили ли в тот временной промежуток из подъезда посторонние или жильцы – никто ничего не видел. Или видел, но молчит.

– «Дави» жильцов, – посоветовал Седов, машинально наблюдая за релаксирующим на мойке жирным тараканом. – Ключ от двери подъезда – раз, чердачный замок – два. Человек явно готовился и знал, куда шел. И еще. Из мониторингового центра данные запрашивал? Может, на видеокамерах, «пасущих» районы жилых домов, что-то записалось?

– Вряд ли, Володя. Лампочка у подъезда не горела, двор освещен плохо. А насчет жильцов – да, логично. Подъезд оборудован домофоном. И если жильцы отрицают, что впускали неизвестных людей и что никто из незнакомцев вместе с ними в подъезд не входил, то тут два варианта. Или был ключ у Малышевского и его спутника, или кто-то пытается ввести следствие в заблуждение. Блин, этот человек, который был с Малышевским, все карты путает. Без него – замечательная картина самоубийства, разве что записки не хватает. Но под наркотой или в стадии обострения заболевания может быть и не до писанины. А тут следы эти, выясняй, что произошло, толкал или нет; может, доведение до самоубийства или заведомое оставление без помощи. Статей вырисовывается много, а ясности тем не менее никакой. Как будто бы «висяков» у нас мало! По размеру обуви – вроде как сороковой номер – тоже ничего определенно не скажешь, может, мелкий мужчинка, может, высокая женщинка.

– Да брось. – Седов поискал глазами пепельницу, обнаружил на подоконнике замызганное блюдце с одиноким бычком. – Маловероятно, что женщина. С такой лапой, да ты что!

– Не скажи. Недавно я с убийством модели разбирался – у той вообще был сорок первый размер обуви. Я у тебя сигарету стрельну, хорошо? А что там с твоим делом?

Седов коротко рассказал об убийстве Калининой. Потом посоветовал Абрамову связаться с руководительницей службы безопасности «Pan Zahar Group» Жанной Леоновой.

Николай без особого энтузиазма записал ее координаты.