Черная линия - Жан-Кристоф Гранже

Но чего же он боялся? Что Реверди раскроет его обман? А каким образом он сможет что-то узнать, находясь в тюрьме? Уже то, что ему удается отправлять электронную почту из Канары, достойно удивления. Его адвокат? Нет: не может быть сомнений, что этот «Вонг-Фат» ничего не знает. Простой инструмент, спутник в галактике Реверди.

Он понимал, в чем дело: он приписывает убийце-ныряльщику паранормальные способности. Считает его провидцем. Вездесущим. Да, вот именно: он его опасается, как будто убийца может выйти из тюрьмы или просочиться в электронные сети…

В шесть вечера Марк успел вбежать в уже закрывавшееся туристическое агентство на улице Бланш. Он получил информацию относительно тарифов на интересовавшие его рейсы и о необходимых формальностях. Из трех стран, которые он собирался посетить, только Камбоджа требовала визу, но получить ее можно было на месте, в аэропорту. Он поинтересовался эпидемией атипичной пневмонии, и выяснилось, что с этой стороны бояться нечего. Болезнь, кажется, удалось взять под контроль. Во всяком случае, в Юго-Восточной Азии. Марк поблагодарил девушку в справочной и обещал вернуться, как только определится с датой отъезда.

Вечером Марк составил список всех необходимых вещей и подумал, что ему мог бы очень пригодиться маленький цифровой фотоаппарат. Разъезжая по местам, которые укажет ему Реверди, он делал бы фотографии, а это могло бы пригодиться в расследовании. Как знать? Может быть, убийца поведет его по местам собственных преступлений..

При мысли об этом он снова вздрогнул. Отдает ли он себе отчет в том, что делает? Как он сможет использовать информацию, полученную таким сложным путем? Он даже не был уверен, что станет ее использовать. Он работает на себя. Может быть, его забойный материал никогда не увидит свет, но ему важнее другое: он проникнет в мысли убийцы. Он посмотрит прямо в глаза Злу.

И может быть, наконец поймет.

В одиннадцать часов он внезапно почувствовал, что усталость сковала его, словно гипсовый панцирь. Не поужинав, он почти на ощупь добрался до постели.

Прошло несколько часов, а он все еще не спал. В темноте он смотрел на белое пятно карты Юго-Восточной Азии, разложенной возле его кровати. Хорошее настроение, возбуждение куда-то испарились. Глубоко внутри рос комок тревоги, все более твердый, все более болезненный. «Где-то в Юго-Восточной Азии, между тропиком Рака и линией экватора, существует еще одна линия».

Это игра.

Но игра, таящая в себе угрозу.

— Его вынули из земли точно таким же — тело оставалось нетронутым.

— Не разложилось?

— Нетронутым, говорю вам. Это называют «нетленные мощи»,

Хадиджа чувствовала себя несколько потерянной. Когда Венсан пригласил ее к себе на ужин, в ее воображении возникло этакое сборище редакторш из журналов мод, стилистов-гомосексуалистов, ведущих шумные и пустые беседы. На самом деле здесь собрались только репортеры и фотографы.

— Невероятно, — настаивал говоривший. — Можно подумать, что его только вчера похоронили. — Он рассмеялся. — Итальянцы уже вопят о чуде!

Насколько смогла понять Хадиджа, этот журналист только что написал репортаж о чудесах, происходящих в Италии. Он случайно присутствовал при эксгумации блаженного Папы Иоанна XXIII ввиду его предстоящей канонизации. Оказалось, что тело будущего святого, умершего в шестидесятых годах, отлично сохранилось.

Репортер, тощий тип в обтягивающем темно-синем свитере, не мог говорить ни о чем другом.

Гладко причесанные волосы и белый воротничок рубашки придавали ему сходство с умненьким школьником, несмотря на избороздившие лицо морщины.

Старый итальянец с мешками под глазами и с голосом, густым, как ликер, наставил на возбужденного репортера палочки (на ужин подавали суши):

— Ты слишком долго сидел в Италии.

Тот с видом непонятого пророка устало отмахнулся от его возражений.

— Это все благодаря бальзамированию.

Все повернулись к женщине, произнесшей эти слова: худенькая блондинка с жесткими волосами и длинным лицом, похожим на бисквитное печенье.

— Какому бальзамированию? — возразил журналист. — Папу не бальзамировали.

— Я говорю о консервирующих веществах, содержащихся в пище. Мы поглощаем их в таких количествах, что в результате сами консервируемся… Наше тело больше не разлагается. Это доказано наукой.

Наступила тишина, потом все вдруг расхохотались. Блондинка яростно настаивала:

— Я не шучу! На эту тему есть исследования и…

Ее прервало появление Венсана, несшего каравеллу из светлого дерева, украшенную суши. Палубу устилали роллы с авокадо, леерами служили ломтики семги, а парусами — водоросли.

— А что, если вы прекратите нести эту чушь? Хадиджа подумает, что вы еще дурнее, чем ребята из модельного бизнеса!

Несколько голов повернулись в ее сторону. Приглашенные сидели на подушках вокруг длинного низкого стола в центре фотостудии. Венсан предупредил: «Стульев всем не хватит, это японская вечеринка!»

Как обычно, Хадиджа с радостью ответила бы какой-то тонкой и забавной шуткой, но ничего не придумывалось. Пришлось ограничиться широкой улыбкой, а потом ждать, краснея, пока разговор не перейдет на другую тему.

Она задавалась вопросом: зачем Венсан пригласил ее? Он решил за ней приударить? Нет, у него были другие планы. Специалист по размытым фотографиям взял ее под крылышко — она участвовала в большом проекте по «завоеванию рынка». Он утверждал, что превратит ее в топ-модель. Так или иначе, следовало признать, что он сделал ей великолепные фотографии. Необычные и туманные.

— Что вы об этом думаете?

Хадиджа подскочила:

— Простите?

— О чеченском терроризме: мне интересно ваше мнение.

Она опять что-то пропустила. На нее в упор смотрел сосед по столу — лысый, остатки волос стоят венчиком вокруг головы. Похож на римского императора.

— Ну…

Она пробормотала что-то в ответ, сжимая свои палочки. К разговору об иранском конфликте она была готова, но что касается распространения исламского терроризма… Ей становилось все больше не по себе. От запаха водорослей и сырой рыбы ее мутило. Она ненавидела суши.

Но во всем этом маразме у нее оставался повод для радости.

Он сидел здесь, на другом конце стола. Марк Дюпейра. Одинокий влюбленный, похитивший ее фотографию именно здесь, месяц тому назад. Он выглядел еще более упрямым, чем обычно, с этими приглаженными волосами и жуткими усами. Он даже не взглянул в ее сторону. Застенчивость? Смущение?

После того, как он украл фотографию, она сочинила целый фильм об этом мужчине, в любимом ею стиле. У нее хранились старые видеокассеты с египетскими музыкальными комедиями, оставшиеся от бабушки, которая в шестидесятых годах играла в них эпизодические роли. Романтические истории, где люди по каждому поводу принимались петь, где любовь всегда побеждала, нищета отступала, мужчины были красивыми, добрыми, с напомаженными волосами…