Присягнувшие Тьме - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень смешно. Займешься этим? Дело срочное.
Свендсен засмеялся:
– Держи линию свободной, птенчик.
Я убрал мобильник и въехал на стоянку при больнице. Больница представляла собой мрачное бетонное здание с узкими окнами, без сомнения, построенное в пятидесятые годы. На втором этаже висели плакаты: «Нет – асфиксии!», «Даешь пособия, а не сокращения!»
Я закурил и, барабаня пальцами по рулю, отсчитывал минуты. Действовать следовало быстро: капитан Сарразен от меня так просто не отвяжется. Он не только будет следовать за мной по пятам, но и постарается предвосхитить мои действия. Может, он уже позвонил Вальре… Звонок мобильника заставил меня вздрогнуть.
– Похоже, этому типу пришлось ограничиться трупами.
Я взглянул на часы: Свендсену и шести минут не понадобилось, чтобы все разузнать.
– Прежде он был хирургом-ортопедом. Говорят, отличным, но перенес депрессию, и это отразилось на его работе. Он сделал неудачную операцию.
– Что ты хочешь этим сказать?
– У ребенка была инфекция. Во время операции Вальре задремал и повредил мышцу. Теперь мальчишка хромает.
– Как он мог заснуть?
– Он выпивал и злоупотреблял антидепрессантами. Для хирурга хуже не придумаешь…
– Ну а потом?
– Родители мальчика подали в суд. Клиника прикрыла Вальре, но ему пришлось уйти. Он переучился на судмедэксперта и обосновался в Безансоне. Развелся, сидит без денег и по-прежнему принимает таблетки. В общем, он стал патологоанатомом не по призванию. А ведь это – самое благородное из искусств, ибо оно врачует души живых и…
Я прервал его разглагольствования:
– Название клиники? Дата?
– Клиника д'Альбер. Девяносто девятый год. В Лез-Улис.
Я поблагодарил Свендсена.
– Но я жду от тебя протокол вскрытия, – потребовал он. – Я уверен, это нечто потрясающее. И потом, это в твоих же интересах, потому что Вальре наверняка ни в чем не разобрался. Для работы с мертвецами нужно призвание. Я, например…
– Я тебе перезвоню.
Я бегом пересек подъездную площадку. Плакат над входом предупреждал: «Здоровье не купишь!» Морг находился на третьем подвальном этаже. Я направился к лифтам, даже не взглянув на бастующих медсестер, рассевшихся на лестничной площадке. В подвальном этаже температура была ниже градусов на десять. В коридоре – ни души и ни одного указателя. Инстинктивно я повернул направо. Под потолком тянулись черные трубы, голые бетонные стены казались серо-зелеными. Гудела вентиляция.
Через несколько шагов я заметил слева ничем не примечательную комнатку. Стулья, низенький стол. Напротив – двустворчатые двери с круглыми окошками. На одной из стен висела большая фотография с изображением зеленого луга. Наверное, она должна была оживлять атмосферу, но тщетно. В воздухе стоял запах антисептиков, кофе и жавелевой воды. Я невольно подумал о раздевалке в бассейне, в котором плавают трупы.
Из дверей выехала каталка. Над ней склонился здоровенный санитар. На нем был пластиковый фартук, длинные, как у викинга, волосы стянуты в конский хвост.
– Вы что-то хотели, месье?
Несмотря на варварскую внешность, голос у него был мягкий и ласковый. Наверняка ему нередко приходилось разговаривать с родственниками умерших.
– Я хотел бы поговорить с доктором Вальре.
– Доктор не принимает. Я…
Чтобы сразу расставить все точки над я предъявил ему свое удостоверение. Двери раскрылись в обратном направлении, и каталка скрылась. Через несколько секунд вышел высокий сутулый тип с сигаретой в зубах. Он недоверчиво взглянул на меня:
– Вы кто такой? Я вас не знаю.
– Майор Дюрей, Уголовная полиция, Париж. Меня интересует дело Симонис.
Он придержал хлопающие створки дверей.
– А жандармы в курсе?
Не отвечая, я подошел поближе. Он был почти с меня ростом. Халат не застегнут и весь в пятнах. У него была странная манера держать сигарету у самых губ, прикрывая ладонью половину лица. До сих пор вранье не принесло мне удачи, и я решил играть в открытую:
– Доктор, у меня нет права работать на этой территории. Следовательница Маньян выставила меня за дверь, а капитан Сарразен мне угрожал. И все же я не уеду из этого города, пока не узнаю как можно больше о трупе Сильви Симонис.
– Почему?
– Это дело стало навязчивой идеей для моего друга. Коллеги.
– Как звали вашего коллегу?
– Люк Субейра.
– Никогда не слышал этого имени.
Вальре опустил руку с сигаретой. Даже открытое, его лицо казалось расплывчатым, ускользающим. «Лицо беглеца», – подумал я и продолжал:
– Могу я задать вам несколько вопросов?
– Нет конечно. Дверь там, сзади.
– Я собрал о вас сведения. Клиника д'Альбер, 1999.
– Ах, вот оно что! – улыбнулся он. – Хотите припугнуть моих пациентов?
– Безансон – городок небольшой, и это могло бы повредить вашей репутации…
Он расхохотался:
– Моей репутации? – Он раздавил окурок об пол. – Вам изменяет нюх, старина.
Смех оборвался. Он как будто забылся, ушел в свои мысли.
– Репутация… Уже давно для меня не существует такого понятия.
И тут меня осенило: этот тип строит из себя отчаявшегося циника, но на самом деле он очень раним. Возможно, откровенный рассказ его тронет, растопит его сердце.
– Люк Субейра – мой лучший друг, – сказал я, немного повысив тон. – Сейчас он находится в коме, после того как пытался покончить с собой. Он ревностный католик, что делает такой поступок невероятным вдвойне. В последние месяцы он расследовал дело Симонис. Может быть, оно и привело его к самоубийству.
– Ничего удивительного.
Я вздрогнул. В первый раз кто-то поддержал мою теорию об «убийственном» расследовании. Вальре выпрямился. Он был готов заговорить, но нужен был еще один толчок.
– Как по-вашему, Сильви Симонис покончила с собой?
– Покончила с собой? – Он искоса взглянул на меня. – Ну уж нет. Вряд ли она сама проделала над собой все то, что ей пришлось вынести.
– Выходит, это убийство?
Он толкнул дверь и пригласил меня войти:
– Самое изуверское и изощренное из всех, которые когда-либо совершались.
Снимки были разложены на гладкой стальной поверхности лабораторного стола перпендикулярно проходившему по центру желобку.