Присягнувшие Тьме - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда вы знаете? – спросила женщина, уставившись на меня.
– Должно быть, он онанировал, – продолжал я, – а нехватка кислорода усиливает сексуальное наслаждение. По крайней мере, так говорят. Подобный способ описывается у Сада. Этот тип, должно быть, завязал пакет, прикусив кусок ваты, чтобы не задохнуться. К несчастью, он не успел вовремя развязать узел.
Мои объяснения были встречены гробовым молчанием. Потом по громкой связи снова спросили:
– Кто там с вами? Кто это говорит?
– Я уверен, вскрытие покажет, – добавил я, – что сосуды пениса расширены. У него была эрекция. Это несчастный случай, а не самоубийство. «Эротический» несчастный случай.
У заместителя отвисла челюсть:
– А вам-то откуда это известно?
– Я обычно пишу о мелких происшествиях. В Париже такие случаи не редкость. Так где кабинет Корины Маньян?
Он указал мне кабинет в конце коридора. Несколько шагов – и я постучал в дверь. Меня пригласили войти. За столом сидела женщина лет пятидесяти в окружении пачек носовых платков. Слева и справа от нее стояли пустые столы. Женщина была рыжей, и меня поразило ее сходство с Люком. Та же белая сухая кожа, те же веснушки. Вот только ее рыжина была тусклой, неяркой. Гладкие волосы цвета ржавчины, подстриженные под «каре».
– Мадам Корина Маньян?
Она кивнула и высморкалась.
– Извините, – сказала она, хлюпая носом. – У меня в отделе все простужены. Поэтому я здесь сегодня одна. Что вы хотели?
Я шагнул в кабинет и назвал свое вымышленное имя и профессию.
– Журналист? – повторила она. – Из Парижа? И вы приехали сюда без предварительной договоренности?
– Да вот рискнул.
– Напрасно. Что именно вас интересует?
– Убийство Сильви Симонис.
Ее лицо застыло, но выражало оно не удивление, как лицо заместителя, а скорее недоверие.
– О каком убийстве идет речь?
– Это я хотел узнать у вас. В Париже были получены сообщения, в которых…
– Вы напрасно проехали семьсот километров. Сожалею, но нам неизвестны причины смерти Сильви Симонис.
– А вскрытие?
– Оно не дало результатов. Ни подтверждающих версию убийства, ни каких-либо других.
Уж не знаю, каким судебным следователем была Корина Маньян, но обманщицы из нее не вышло. Она даже не попыталась казаться правдоподобной. На стене у нее за спиной я заметил большую вышитую мандалу. Символическое изображение Вселенной в представлении тибетских буддистов. На этажерке стояла бронзовая статуэтка Будды. Я настаивал:
– Насколько мне известно, тело находилось сразу в нескольких стадиях разложения.
– Ах это… Наш патологоанатом не видит здесь ничего необычного. Разложение не следует каким-либо строгим правилам. В этой области все возможно.
Я уже пожалел, что назвался журналистом. Представительница прокураторы никогда бы не стала так нагло лгать сыщику из уголовки. Она снова высморкалась, вынула продолговатую железную трубочку, достала немного мази и потерла виски.
– Тигровый бальзам, – пояснила она. – Только он мне и помогает.
– От чего умерла та женщина?
– Повторяю, никто этого не знает. Несчастный случай, самоубийство – по состоянию тела судить невозможно. Сильви Симонис вела очень уединенный образ жизни. Опрос соседей тоже ничего не дал. – Она помолчала и взглянула на меня с подозрением: – Я не поняла, в какой газете вы работаете?
Прежде чем закрыть за собой дверь, я на прощание помахал ей рукой. В коридоре верхушки деревьев стучали по оконным стеклам. Я и так был готов к тому, что следствие окажется трудным. Но все обстояло еще хуже.
Район Трепийо, в западной части города.
Позади муниципального бассейна размещался центральный отдел местной жандармерии. На стоянку я проник без проблем – на входе не было даже постового – и припарковал машину между двумя «пежо». Мне следовало бы ехать прямо в Сартуи, но очень уж хотелось взглянуть на тех, кто вел дело о столь тщательно охраняемом трупе.
Я выбрал самое внушительное здание казарменного типа, нашел лестницу и поднялся на один пролет. Ни одного человека в форме я не встретил. Заглянув в коридор второго этажа, я наткнулся на табличку «Следственный отдел». Ни души. На третьем этаже еще одна табличка: «Опергруппа жандармерии».
Дверь была приоткрыта. Двое жандармов дремали перед коммутатором, над которым висела карта региона. Я представился, вновь назвав вымышленное имя и профессию, и спросил, не могу ли поговорить с тем, кто вел дело Симонис. Жандармы переглянулись. Один из них молча вышел.
Через пять минут он вернулся и провел меня на четвертый этаж в комнатку, обставленную по-спартански: белые стены, деревянные стулья и стол из пластика. Не успел я выглянуть в окно, как в дверях появился тощий тип с двумя пластиковыми стаканчиками в руках. По комнате поплыл запах кофе. На вошедшем не было ни фуражки, ни форменной куртки, только светло-голубая рубашка с расстегнутым воротом, на плечах погоны.
Не проронив ни слова, он поставил передо мной стаканчик с кофе, а сам сел напротив. Это означало приказ: я не стал возражать и сел.
Офицер рассматривал меня в упор, а я, в свою очередь, изучал его. Ему было от силы лет тридцать, и, однако, я был уверен, что именно он занимался делом Симонис. Во всем его облике чувствовалась решимость. Коротко остриженные волосы окружали его голову, как черный монашеский капюшон. Слишком близко посаженные темные глаза напряженно сверкали из-под густых бровей.
– Капитан Стефан Сарразен, – наконец произнес он. – Корина Маньян мне звонила.
Он говорил очень быстро, давясь и проглатывая слоги. Я опять представился не тем, кем был:
– Я журналист из Парижа, и…
– Кого вы хотите обмануть?
У меня напрягся затылок.
– Вы из уголовки. Верно?
– Я здесь неофициально, – признался я.
– Это мы уже выяснили. Что вам известно о Сильви Симонис?
У меня все больше пересыхало во рту:
– Ничего. Я прочел всего две статьи. В «Эст републикен» и в «Курье де Юра».
– Почему вас интересует это дело?
– Оно интересовало одного из моих коллег – Люка Субейра.
– Никогда не слышал о таком.
– Он пытался покончить с собой. Теперь он в коме. Он мой друг, и я должен знать, что за мысли его одолевали, когда он принимал это… решение.
Я вынул из кармана и положил на стол фотографию Люка.
– Никогда его не видел, – сказал он, едва взглянув. – Вы просчитались. Если бы ваш друг явился сюда, чтобы вынюхивать про это дело, он бы меня не миновал. Я возглавляю следственную группу.