Тоннель желаний - Анна Яковлева

– У меня контейнер оплачен, – потрясала она для убедительности сереньким невзрачным листком.

– Да успокойся! – заорала Ленка, у которой тоже прорвался шлюз, и эмоции хлынули горлом. – Он просто просил передать, что встал под разгрузку. И все.

– И все?

– Конечно. Радоваться надо, а не паниковать.

– Рано радоваться. Пока не увижу этот… как его… инвойс, не успокоюсь. – Вслед за Егором Таська предпочитала называть счет-фактуру звучным иностранным словом.

– Увидишь, недолго осталось, – проворчала Ленка, – давай за это выпьем.

– Нет, – засобиралась вдруг Таська, – а если я понадоблюсь? Поеду-ка я в порт.

– Точно свихнулась, – убедилась Ленка, – оденься хотя бы потеплей. Обещали временами снег. Платок повяжи.

– Нет у меня платка! – крикнула Таська из коридора.

– Тогда шапку мою возьми. И ключи от «Нивы» не забудь. Чокнутая.

* * *

…С моря дул пронзительный ветер.

Ленкина шапка оказалась велика, Таська ее так и не надела, и теперь тряслась в кургузой курточке и прятала нос в капюшон, пока контейнер опечатывали и опломбировали.

Таська и сама не понимала, от чего ее больше трясет: от холода или от надутого инспектора с детской плешью на темени. Инспектор проверял «образцы» (три самки горбуши) с задумчивым видом и, будто сомневаясь, поставил штамп на накладной.

Таська заискивающе заглядывала в глаза чиновнику:

– Я так вам благодарна, Сергей Юрьевич…

– Счастливо, – меланхолично ответил плешивый, обшмонав Таську пронырливым взглядом.

Таська сморгнула неприятное воспоминание и посмотрела на контейнеровоз. С непривычки техника казалась грандиозной.

Водитель контейнеровоза, Сергей, скалился, открывая прокуренные зубы:

– Да что нам, впервой, что ли? Не надо нервничать, мэм, все будет о’кей.

Вид у парня был обнадеживающий.

Ветер усилился, душу не согревал даже вожделенный инвойс, но Таська дождалась, когда машина тронется, и неожиданно для себя перекрестила удаляющиеся габаритные огни. Вдруг поможет?

Они с Сергеем обменялись телефонами, он обещал позвонить, когда доставит контейнер на перевалку в Холмск, откуда тот отправлялся в порт Ванино.

Будь Таськина воля, она бы не только присутствовала при погрузке, но и сопровождала бы свой первый контейнер, как ребенка в школу, из Холмска в Ванино, а из Ванина далее везде вплоть до благословенной станции Москва-Товарная-Павелецкая.

В этом не было необходимости, и это было счастье.

Таська не отрываясь смотрела и смотрела вслед удаляющимся красным огонькам. Когда огоньки растаяли в безразличных стылых сумерках, Таське захотелось тихо опуститься на землю и утереть пот со лба рукавом.

С почином тебя, Таисия Романовна. Ты сделала это. Сделала.

Сахалинская одиссея подошла к завершению. Нет, конечно, дальше будут другие контейнеры, другие сделки, другие рыбаки и другие Анохины. Но ты справилась в первый раз, справишься и во второй.

Главное – прошло это унизительное чувство, что ты мышь на теле слона. Что тебя может в любую минуту прихлопнуть громадина под названием «система» в виде зеленых, серых и серо-зеленых форменных кителей.

Можно, наконец, вздохнуть и расправить плечи.

Можно сходить в кино или, на худой конец, юркнуть в какое-нибудь телемыло, чтобы выключить голову и ни о чем не думать.

Не думать о том, что ее контейнер уехал домой.

Не думать о том, что она завтра же улетит в Москву и будет встречать свою рыбу с икрой. И о том, что как раз к Новому году заработает свои первые настоящие деньги.

Не думать, не думать, повторяла Таська и продолжала стоять посреди дороги, пока с неба не повалил крупный снег.

Взвизгнув, она припустила к «Ниве», нырнула в сырой и холодный салон, захлопнула дверь и задышала на руки.

Все. Она все сделала, и она свободна.

Вместо контейнера на руках у Таськи осталась пачка сопроводительных документов. Это была кипа бумаг, уставленных подписями, штампами и печатями, как зацелованный любовник губной помадой. Сертификаты, протоколы, договоры, накладные…

С ума спрыгнуть.

Безусловно, это следовало обмыть…

Поразительным было то, что повод возник не у одной Таисии – тьма народу что-то праздновала в будний день. Может, у каждого был свой День первого контейнера…

Они с Ленкой закатились в ту самую кафешку, где Таська в свой первый приезд отведала фирменное сахалинское блюдо – пельмени с рыбой.

Заняли столик и сделали заказ: традиционные рыбные пельмени, салаты, бутерброды с икрой и вино.

– Ты молодец, – признала Ленка, когда бокалы были наполнены и от вида соблазнительной закуски громко булькало в животе, – я не ожидала от тебя такой прыти.

– Не поверишь. Я и сама не ожидала от себя такой прыти.

– Нет, правда, Таисия, ты молодец. Я же помню, какой ты была размазней. Ни на что не годилась. Что у тебя ни спроси – ответ один: ой, я не знаю, Егор знает. Если б я сама не видела все своими глазами, не поверила бы, что ты это провернула. За тебя.

Они пригубили вино и закусили, и каждая подумала в этот момент о своем мужчине.

Последние два месяца подруги почти не виделись: пока Таська торчала на Сахалине, Ленка исполняла роль сестры-сиделки при Славке, а также бонны при великовозрастной Настене. Судя по воплям в СМС-сообщениях, которыми Настена забрасывала мать, Ленка не миндальничала с отроковицей.

– Я без тебя бы не вытащила это все, – глядя в глаза подруге, с легким сердцем призналась Таська.

– Ой, да ну, – заскромничала Ленка, – всех дел-то – свести тебя с Анохиным.

– Неправда. Ты вспомни, вспомни, – глаза у Таськи зажглись, – как они меня доставали на рыбалке и как я с ними поцапалась. Ужас, что было. Анохин с этим тайменем…

Вспомнив Анохина, Ленка прыснула:

– Да уж. А помнишь, как он вышвырнул твой улов в озеро? – Ленка насупилась и выдвинула вперед нижнюю челюсть, изображая Анохина: – «Это мои дети, не позволю».

Сходство было так велико, что Таисия расхохоталась:

– Мрак! Все-таки он того, не в себе. Если бы не ты, Лен, я бы так и улетела домой пустая. А теперь – вот, с добычей.

Ленка подлила вина в бокалы и толкнула речь:

– Если бы мне предложили поставить на тебя, я бы отказалась и поставила на твоего конкурента. И проиграла бы. Так выпьем за то, что мы не всегда являемся тем, что думают о нас окружающие. То есть никто на самом деле не знает, на что способен. Вот ты – ты и сама себя не знала. Вот за это неведомое в нас и выпьем. Ты оказалась пирогом с сюрпризом. За тебя.