Угольная крошка - Моника Кристенсен

Что-то больно сжалось у Эллы в груди. Она пыталась подобрать нужные слова, чтобы заставить папу отвезти ее домой. Ей ужасно хотелось к маме. Она чувствовала приближение чего-то темного и страшного. Сделав глубокий вздох, Элла спросила чуть дрожащим голосом:

– А мы возьмем с собой конфеты? Как думаешь, нам встретятся по пути белые мишки?

Она не хотела показать отцу, что боится. Сама не знала почему, но понимала: нужно делать вид, что все в порядке.

Машину заносило на крутых поворотах серпантина. Позади, в долине, мерцал огнями город. Стейнар успел привыкнуть к этой дороге, уже не трясся, как тогда, в первый рабочий день, когда Кристиан с Ларсом Уве решили над ним подшутить и отвезли в старую заброшенную шахту. Ему хотелось плакать от мысли, что он позволил этим двоим втянуть себя в их темные делишки.

Наземное здание шахты лежало в тени горы, освещенное, но совершенно пустое. Огромные строения, предварявшие вход в шахту, пугали своей безлюдностью, как будто случилась какая-то катастрофа и все разбежались, побросав снаряжение. Но громада вентиляции грохотала, как и прежде, всасывая свежий воздух и выводя на поверхность метан. Концентрация этого газа в двенадцатом штреке вплотную приблизилась к допустимой границе и угрожала взрывом. Лучше было держаться отсюда подальше.

Стейнар припарковался позади контейнера, и Элла вылезла из машины. Она немного замешкалась, разыскивая своего мишку. И расплакалась, когда поняла, что забыла его на Централи канатной дороги.

– Мы потом за ним заедем, – нетерпеливо сказал Стейнар. – Сама понимаешь, никто твоего медведя не возьмет. У него же написано «Элла» на лапке.

Но Элла все равно плакала. Мишке страшно. Он там совсем один, в темноте, высоко над землей. Пока отец открывал пустой контейнер и завозил в него машину, она стояла чуть поодаль, в тени, маленькая фигурка в медвежьей шапочке набекрень и не по размеру большом комбинезоне.

Они медленно зашли, держась за руки, в ворота наземного здания. Стейнар поднял глаза и увидел, что свет в сторожке не горит. На шахте не было ни души. Он мог спрятать Эллу где угодно. Они направлялись к раздевалке, когда Стейнар услышал какой-то звук. Гул, едва различимый на фоне шума вентиляции. Он выскочил за ворота и подбежал к краю парковки, откуда просматривалась вся дорога. И понял, что не ослышался. Свет фар какой-то машины неспешно полз вверх по серпантину. Он забежал обратно под крышу, схватил за руку дочь и зашагал так быстро, как только мог, чтобы не слишком напугать ребенка. Но Элла и так уже была напугана. Она просто не хотела показывать это отцу.

Главный штрек производил совсем другое впечатление, если идти по нему пешком. Все запахи воспринимались острее, между опорами по обеим сторонам тоннеля поблескивала горная порода. В одном месте со свода капала вода, собираясь в лужицу. Вода? Откуда бы ей здесь взяться? Но тут он вспомнил, что часть Седьмой шахты лежит под толщей огромного ледника. Внезапно он почти физически ощутил каждую тонну льда, довлеющую над ними. А подо льдом еще и уголь с гранитом. Стейнар замер и прислушался. Хруст и треск. Конечно, он знал, что в шахте не бывает абсолютной тишины. Но только сейчас до него дошло, что это хрустит и трещит под колоссальной тяжестью их такой маленький незначительный тоннель в глубине горы. И все толстенные бревна, подпирающие стены, все эти железные балки под сводами штрека и все страховочные распорки показались вдруг совершенно ненадежной защитой.

Это был внезапный порыв. Стейнар практически на автомате свернул из главного штрека в перегороженный тесный тоннель старой шахты. И сразу же успокоился. Тот, кто приехал на шахту, если и станет спускаться под землю, то сюда уж точно не пойдет. А машину его, спрятанную в пустом контейнере, они заметить не могли. Они с Эллой вряд ли оставили какие-либо следы.

Если б только им хватило времени захватить налобный фонарик и пылевые маски. А, может, не помешала бы и парочка самоспасателей? Но до опасной концентрации метана, струившегося из недр горы в двенадцатом штреке, было еще далеко. К тому же вентиляция уже вторые сутки работала на полную мощность. Так что вероятность взрыва в старой шахте была ничтожной.

Стоило Стейнару об этом подумать, как он тут же, словно для острастки, больно ударился лбом о выступ породы. Тоннель становился все ниже.

– Папа-а-а, папа! – Элла больше не могла сдерживаться. Куда они идут? У нее зуб на зуб не попадал от страха.

– Ты же хотела посмотреть мастерскую Юлениссе? Там, где он готовит всем подарки? А его жена варит шоколад для всех деток, что целый год хорошо себя вели? – голос его звучал фальшиво.

Он сам понимал, что его выдумка звучит неправдоподобно. Но Элле так отчаянно нужно было во что-нибудь поверить, во что-то, что даст надежду на выход из подземелья.

– А потом поедем за город?

– Да, так и сделаем.

Они целую вечность шли по тоннелю, спотыкаясь о камни и осколки угля. Идти становилось все труднее, они двигались на ощупь, в слабом свете фонарика. Впереди была кромешная тьма, которая источала горький запах опасности. Неужели память его подвела, и старая, покосившаяся времянка находится еще глубже?

Но вот далеко в глубине тоннеля показались очертания своеобразного сарайчика с полуразрушенной крышей, которая представляла собой прислоненные прямо к выступу горы доски. У стены стояла лопата с длинной рукояткой. Он уже знал, что на рукоятке старинным затейливым шрифтом выжжено «Отто». Они – он, Кристиан и Ларс Уве – пытались в некотором роде сохранить эту старую бытовку в заброшенной шахте. Контрабанда и браконьерство – не единственное, что их связывало. Они бережно относились к предметам, которые находили во время коротких заездов в заброшенные штреки.

– Ну вот, доченька, мы и пришли, – произнес Стейнар, и лицо малышки, казалось, немного посветлело.

Внутри бытовки было темно, хоть глаз выколи. Он вслепую прошел вперед, к скамейке, и нащупал свечку, которая по его воспоминаниям лежала там. Он зажег ее с помощью зажигалки, лежавшей в кармане куртки, лишь на долю секунды задумавшись о том, что это могло быть взрывоопасно. Но ничего такого не случилось: огонек свечи потрещал немного, прежде чем разгореться в полную силу, и вскоре ровное пламя свечи мягко осветило старые дощатые стены.

У стены, примыкавшей к горе, стояла скамейка и грубо сколоченный стол. По концам стола стояло что-то наподобие стульев, сбитых из старых ящиков из-под взрывчатки, разумеется, пустых. Кристиан обшарил всю крохотную комнатушку и не нашел ни динамита, ни детонаторов. Взрывчатку, найденную в тоннелях, они не трогали. Но другие предметы – старинные шахтерские фонари, каски, одну перчатку и парочку заржавелых кирок – они очистили и развесили в бытовке.

Стейнар осмотрелся:

– Ну вот, Элла, сама видишь. Но Юлениссе, вероятно, нет дома. Только инструменты висят, всегда наготове. Наверное, он вернется ближе к Рождеству.

В тоннеле было значительно теплее, чем снаружи. Он снял с дочери комбинезон и положил его на скамейку.