Его птичка. Книга 2 - Любовь Попова

Рома улыбается, оценив и одобрив мое мнение, похоже схожее с его, и прижимает меня к себе крепче.

— Значит, как только твои девчонки выходят из больницы, расписываемся, устраиваем фотоссесию и в ресторан.

— Детский ресторан.

Рома поднимает брови в удивлении.

— Ну, Оля вряд ли сможет сидеть спокойно, а без нее праздник не будет полноценным, — объясняю я.

— Ну, тогда детский ресторан. Внукам потом будешь сама объяснять, почему мы отмечали праздник в компании Микки Мауса.

Я смеюсь и снова целую насмешливые, такие родные губы и веду языком влажную дорожку вниз. К шее, расстегиваю рубашку.

— Аня…

— Я хочу взять его в рот…

— Да я, собственно, только за, — гладит меня по голове Рома, пока я устраиваюсь на коленях, принимаясь расстегивать ему брюки. — Только…

Он тянет мою руку к себе, целует каждый пальчик и надевает на безымянный колечко, сразу всасывая его в рот.

— Я больше не позволю тебе от меня уйти. Я люблю тебя.

Не сдержав слез, смотрю на сверкающий камушек и, пораженная силой своих чувств, только сильнее хочу поблагодарить любимого.

Расстегиваю ширинку, стягивая брюки и боксеры, беру в руку увесистый розовый орган и дую на самый кончик. Знаю, как ему нравится, поэтому начинаю вылизывать всю гладкую поверхность, касаясь кончиком языка нежной кожи на яичках и иногда полностью беру их в рот.

Через минуту-другую беру член полностью и глубоко, поднимая взгляд, зная, что все это время Рома жадно смотрит, как через мои нежные губы скользит его упругая плоть.

— Что? — сначала замирает он, не понимая, почему я смотрю так просяще. Но быстро соображает и скалит зубы в предвкушении сладкого.

Затем берет меня за голову, вплетая пальцы в шелк волос, и сразу, не медля, начинает долбить рот членом.

Глубоко, ритмично, до слез в глазах и хрипоты в горле.

Он продолжает трахать меня в рот, при этом не отрывая глаз от заплаканного лица, и уже спустя несколько мгновений со смачным стоном замирает глубоко внутри и спускает семя в узкое горло.

Он тяжело дышит, пока я пытаюсь подняться с колен, чтобы дойти до ванной, но он внезапно подтягивает меня к себе и со стоном «люблю» целует в губы, смакуя собственный вкус и посасывая мой язык.

Когда я уже думаю, что мы закончили, что сейчас будем просто отдыхать, он поражает меня, кинув на кровать. Там мигом стягивает платье, белье и принимается вылизывать между ног так активно, что меня почти мгновенно накрывает судорожная эйфория и искренний, ни с чем не сравнимый восторг, выраженный в протяжных визгливых стонах и цепких пальчиках в его волосах.

Бедра невольно двигаются навстречу его языку, что так рьяно принялся благодарить меня за минет, равный по смыслу белому коту, впускаемому в дом первым. Так сказать, на удачу.

Когда я с криком кончаю, Рома, не давая мне опомниться, наваливается сверху, вклиниваясь между широко разведенных ног, и почти без препятствий проникает в меня стальной, горячей плотью, давая новый шоковый разряд по моим и без того напряженным струнам нервов.

Наши тела танцуют танго в унисон, и я еще раз убеждаюсь, что Рома был бы замечательным танцором, насколько хорошо он умеет ловить ритм, который отбивают и наши сердца, и наши мысли.

Глаза в глаза, и каждое пошлое, звучное столкновение тел взывает к новым вершинам блаженства все мои чувства.

Хочу прикрыть глаза от удовольствия, когда он снова ускоряется, но его руки, сжавшие мою грудь, не дают полностью забыться. Он, отталкиваясь руками, стискивает полушария до боли и отметин, смотрит в глаза, увеличивая темп, заставляя и меня двигаться все быстрее, обхватив его спину ногами.

В этот раз оргазм, напоминающий ливень в душный летний день, обрушивается на нас одновременно, заставляя захлебываться в едином крике, недолгом, прерванном горячим, таким глубоким поцелуем.

Счастливые и уставшие, мы, как тюлени, распластываемся на кровати, просто отдыхая.

— Я уже и забыл, как удобно заниматься сексом на кровати, — выдыхает он и, поворачиваясь, рукой сжимает мою грудь, влажную от испарины. Целует сосок, щекочет языком.

Я смеюсь и с улыбкой глажу его чисто выбритую щеку.

— Может, ты просто стареешь? — фыркаю я. — Пора детей, жену, кресло-качалку.

Он в отместку шутливо кусает меня за плечо и с усмешкой говорит:

— Секс в кресле-качалке будет весьма экстремальным, но мы попробуем, верно?

— Верно, — со смехом говорю я и обнимаю любимого. — Давно не было так хорошо.

— Никогда, ты хотела сказать.

Уже в тот момент, когда я хочу возмутиться и вспомнить, что нам часто было классно вдвоем, в дверь раздается звонок.

Не знаю почему, но он пугает меня до ужаса. Я широко раскрываю глаза, смотря на Рому так, словно мы подростки и нас сейчас застукают, или что к грешникам пришел, наконец, дьявол — забрать их порочные души.

Ни одна из шуток не была бы здесь смешной, да и, судя по виду Ромы, ему тоже не до веселья.

— Ты заказывал стейк? — с надеждой спрашиваю я, но он качает головой. И мазнув губами по моим, встает и надевает трусы. После чего находит в горе вещей и накидывает рубашку.

Я мигом натягиваю длинное хэбешное голубое платье, не позаботясь о нижнем белье, и подхожу к стене, за которой как раз прихожая.

Звонок в дверь повторяется, и, судя по продолжительности, в этот раз гость раздражен.

— Иду, — говорит Рома и на некоторое время замирает, и поворачивается ко мне, до этого взглянув в глазок.

Кажется, он знает незваного визитера, и кажется, не очень доволен его появлением.

— Рома, — раздается за дверью строгий женский голос, и у меня сжимается сердце. Кровь начинает пульсировать в голове все быстрее и отсчитывать секунды до моей погибели. Я узнаю этот голос.

— Рома, это я. Открывай.

Я плохо соображаю. В голове шумит, а взгляд то и дело сам тянется в сторону сидящей на окне Ани.

— Рома, ты меня слушаешь?

— Пытаюсь, — весьма честно отвечаю я.

Было что послушать. Послушать про то, как Антонина, помешавшая постельным играм с Аней, счастлива исполнить мою мечту. Вот хоть убей, не помню, чтобы говорил, что жажду воспитывать чужого спиногрыза. Она уверяет, что от меня понесла, но я-то вижу по блестящим глазкам, что врет. И если бы Аня не ревела в углу и посмотрела на, как ей думается, соперницу, то тоже бы все поняла.

— Мне, конечно, неприятно это говорить, — напевно привлекает к себе внимание Антонина, — но я думаю, нам стоит поговорить наедине.

— Не стоит, — резко высказываюсь я, но уже поздно. Аня словно этих слов и ждала. И сидя на низком старте, тут же рванула на выход.