Злейший друг - Ирина Лобановская

Ксения лежала и слушала. И сердце отказывалось верить всему тому, что она слышала… В глазах странно осыпалась висюльками гигантская хрустальная люстра под потолком какого-то неизвестного здания.

В тишине квартиры Сашкины слова звучали назойливым компрессором, получающим сверхурочные за работу в ночи.

— Ксения — не думающий человек, ум у нее не развит до ассоциативности мышления, она плывет по поверхности жизни… Поэтому у нее велика сила привычки. К первому мужу, к детям, к сестре, племяннику… С отсутствием ассоциаций в голове ей непонятна лирика: лирика чувств, лирика стиха… Она сама себя обкрадывает, держит в каких-то ей одной ведомых тисках, ограничивает себя во всем, стала каждую копейку вдруг экономить… Хотя раньше мотала напропалую. Искренность, откровенность, желание по-дружески поговорить, уважение к окружающим людям отсутствуют в ней полностью. Предпочитает умолчать, недосказать, скрыть, наконец…

И-е!.. Застегнута на все пуговицы. Все просто до примитивности. А если говорит, присыпая слова мелким смешком, то ей и невдомек, что слушающий уже давно все понял и воспринимает ее такой, какая она есть, а не такой, какой она себя хочет представить. Вечная игра… Ей невдомек, в какое дурацкое положение она себя этим ставит. Сколько раз она бывала смешна! Мы с ней всегда понимали по-разному, что такое хорошо и что такое плохо. И она в своем захолустном непонимании еще с собачьей гордостью восклицает: «Да, я такая!» Жизненная бомжиха… Жалеть ее надо…

Ксения лежала и слушала. И понимала: это — все…

Зачем, ну зачем?…

Мысли, измятые, скомканные, подчиняться хозяйке не желали.

пропел Сашка. И уже совсем другим голосом:

Натка слушала молча, но, конечно, предельно внимательно.

— А ты ею поуправляй, — посоветовала вдруг.

— Как я могу кем-то управлять, если даже собой не управляю! — признался Сашка.

Наткин Леша Шорин, любитель горчицы и водки, несмотря на язву, уже прилично надрался, как обычно. Он всегда напоминал Ксении образ пирата. Ах да, у нее ведь нет ассоциативности мышления… Ну, нет так нет. А Леша даже любил рассказывать про пиратов, тараща полусумасшедшие глаза. Вот и сейчас бубнил свое:

— Это все пиратство в жизни. Сплошное пиратство… Люди стремятся захватывать чужое, жить за чужой счет, на халяву… Раньше, да и теперь иногда, пиратов показывают смешными, чудаковатыми. Вроде быковского Бармалея. А что в них смешного? Они страшны по своей сути — люди, выбравшие своим принципом существования грабеж, любой грабеж, в том числе и моральный. Почему-то давняя аксиоматическая традиция — изображать пирата смешным. Всегда были маскарадные костюмы пиратов и все такое… Пират вроде бы страшен, но и не слишком, потому что забавный — в этой своей косынке, с серьгой, с повязкой на глазу… Причем именно пират — сухопутного разбойника изображать смешным тенденции нет. А откуда это идет? Тоже ведь парадокс. Настоящие пираты, известно, такие отморозки, которых во всех странах до сих пор просто обычно вешают на реях без суда. И это для них совершенно адекватное наказание. Однако в кино и литературе пират всегда в смешном ореоле…

Сашка продолжал гнуть свою линию:

— Между прочим, это все пустяки: драмы, где женщины — героини в жизни мужчин. Они, конечно, играют немалую роль, но, когда все весело, удобно и приятно, отношения с ними приобретают значение комедий. Придают жизни бодрость, игру, живется легко, ничего не мешает делам. Беда, когда примешь любовь всерьез и начнешь любить горестно и трудно… Тогда теряешь силы и бросаешь все свои дела. А я, при своей крайней раздражительности и художественной природе — поклонник всякой красоты, особенно женской. Я пережил несколько таких драм и выходил из них, правда, небритый, бледный и худой, зато победителем, благодаря своей наблюдательности, юмору и умению анализировать. Даже мучаясь, все равно замечал, как это все глупо и комично. И, терзаясь субъективно, смотрел на ход драмы объективно. Разложив все на составные части, находил, что передо мной опять — смесь самолюбия, скуки и плотской нечистоты. И отрезвлялся, и с меня сходило все весенним паводком… Но обидно, что в этом глупом рабстве утопали иногда годы, пропадали лучшие дни нормальной, человеческой жизни… Как и сейчас.

— А разве Ксения красива? — пробормотал Леша.

— Она шарманка по жизни, — отозвался Сашка. — От слова «шарм»… Плюс талант. Он всегда нечто большее, чем красота. И еще у нее харизма. Что значит по-гречески благодать.

Натка удивилась. Примолкла. Леша покачивал головой и все бормотал насчет пиратства. Свихнулся на этой теме.

Ксения вспомнила насчет пресловутой объективности. Это они проходили еще во ВГИКе. Вошли как-то в аудиторию и увидели такое, что в первый момент застыли изваяниями, лишившись дара речи. Два профессора били друг друга в морду. Лупили что есть сил… Сцепились намертво… и рвали за галстуки… и разлетались во все стороны пуговицы… С одного слетели и упали очки… Их тотчас растоптали… А потом вдруг оба препода спокойно уселись за стол и сказали студентам:

— Теперь расскажите, что вы сейчас видели. Что происходило? Кто виноват? Кто и что из нас двоих конкретно делал?

Оказывается, это был заранее хорошо спланированный и артистично поставленный эксперимент. Каждый студент описал потом на бумаге ситуацию так, как ее увидел. Профессоры сравнивали получившееся. Фишка пряталась в том, что у всех события излагаются как-то, да по-разному. А у кого-то — так даже очень по-иному. Хотя все видели одно и то же и просто излагали увиденное. И один профессор с удовольствием подвел итог:

— Вот и верь после этого объективности свидетельских показаний!

А Сашка… Он уже давно перестал ее слушать и слышать. А она его и не слышала никогда… При расставании Сашка сказал Ксении:

— Ты не умеешь любить.

Нитка сознания рвется… но никак не обрывается эта цепочка: я есть, но меня когда-то не было… как могло быть так, чтобы меня не было? Я есть, но меня не будет… слабая ниточка сознания… и для чего все это?., для чего?., почему?., за что?…

Измятые, скомканные мысли…

Абстрактный идиотизм неуязвим для логики, но погибает на уровне примеров. Так, кто-то дофилософствовался и заявил, что, согласно логике, движения быть не может. Другой в ответ молча начал перед ним ходить.

Ксения отлично понимала, что Сашка видел ее такой, какой описал. И нечего тут объяснять, и бесполезно объясняться… Ты живешь в той странной плоскости и в тех размерах бытия, которые сама себе обозначила и ограничила, и их рамки, которые тебя порой теснят и раздражают, — твои же собственные, тобой придуманные и созданные. И Сашка во многом прав. Да, прав, хотя… хотя и жесток до бесконечности… но это его право… он его имеет… а скрывать… о-о, Ксении было что скрывать…