Дорога камней - Антон Карелин

Потом, в темноте, когда все дети и приглашённые девушки разбегались кто куда, прячась от малыша Талли, она подскочила ко мне, дёрнула за руку и увлекла за собой в темноту за раскрашенными ширмами, где лежали все мои подарки.

«Милый брат, — сказала она, — сегодня тебе исполнилось десять. По человечьим меркам южан ты стал почти совершеннолетним. Разве не забавно?»

Я стоял как истукан и ничего не мог ей сказать. Тогда она рассмеялась и, обвив мою шею руками, приподнялась и поцеловала меня в губы, языком раздвигая их, проникая в мой рот. Я сжал её обеими руками, в ту минуту желая лишь никогда не отпускать, но она оторвалась от моих губ, рассмеялась, как колокольчик, скользнула рукой ниже, приблизила губы к моему уху и жарко прошептала:

«О мой Принц!.. Вы так прекрасны, что бедной девушке не счесть себя достойной! Поищите кого-нибудь другого... если сумеете!»

И убежала восвояси, — наверное, играть с кем-нибудь ещё.

Я стоял, чувствуя, что весь дрожу, и свет внезапно хлынул в мои глаза, когда Талли нежданно и подозрительно скоро меня нашёл. Я был первым, и далее мне следовало искать. Я мог отказаться и уйти, чего мне хотелось все более, скрыться с глаз этой толпы, что так часто кажется крикливой и мёртвой. Но если бы я сделал это, я бы снова проиграл. А я, стоя под светом и взглядами всех их, решил, что не буду проигрывать ей больше никогда.

Никогда больше она не подойдёт ко мне и не сможет меня сломать. Никогда больше я не стану, как статуя, принимать её волю, которая сильнее моей. Я превращусь в того, кто сможет сопротивляться ей — без гнева, без напряжения, без усилий. И ничего, что я уже поклялся не подпускать её, и сдался тут же, минуты спустя. Я научусь быть спокоен к ней. Ведь это тоже война.

18 ноября

Разве можно говорить такое? Можно быть столь жестокой, как она? Как слушать это, как смотреть на неё, что ей сказать?..

Что же мне делать? Я так люблю её...

Нож вздохнул. Начиная со слов «Она подарила мне куклу», он отчётливо понимал, какой именно неизлечимой болезнью был болен писавший эти слова. Он увидел надменное, уверенное лицо Принцессы, скрытое за удивлёнными и яркими глазами ребёнка, каждый день с новой радостью открывающего мир, и покачал головой.

Как же она сумела достать дневник?

Он не знал; впрочем, это было не важно. Поглубже вздохнув ещё раз, убийца уселся поудобнее, возвращаясь к занятию, которое в молодости и до зрелости любил больше всего. Продолжая читать.

«Земли севера, несмотря на их открытость, известность и даже привычность, до сих пор остаются наиболее загадочными и таинственными даже для тех, кто живёт в них. Какая-то призывная музыка, неслышимая, но проникающая в самое сердце, звучит там, не смолкая, разливаясь по необозримым пространствам, пронизанным холодным ветром, освещаемым негостеприимным, строгим и скупым солнцем, — и эта песнь бесконечных шелестящих лесов, звенящих потоков, этот шёпот туманов, невообразимые краски восходов и закатов, радуги и зари, настолько притягивает, что, увидев, ощутив все это один лишь раз, ты навеки становишься рабом этого севера, его поклонником и тоскливым обожателем, стремящимся уединиться в бесстрастном, вечном покое тёмной зелени, остаться там навсегда и забыть обо всех заботах, предаваясь вечному созерцанию этой безмятежной, одновременно горестной и печальной, дикой, неприрученной красоты.

...Я отчётливо помню это странное ощущение тянущей тоски, эту болезненную пустоту в груди, когда отец взял меня с собой в своё девятое путешествие на север, к самым границам земель, покорённых людьми. Он изучал сказания, сплетая народную мудрость с воззрениями цивилизации и получая за это деньги, достаточные на содержание нашей маленькой семьи. И в ответ на мои слезливые мольбы, взяв меня на руки, серьёзно заглянув в мои глаза, он усмехнулся и сказал: «Ну ладно, дочка. Мы поедем вместе. Я возьму тебя с собой». Эта фраза осталась в моей памяти навсегда, — как и это самое первое путешествие на север.

Я не буду рассказывать вам о стенах шумящих дубрав и о хвойных лесах, полных запахов, и стелящейся понизу тиши, не скажу и о свежести ветра, бьющего в лицо каждому, стоящему на вершине очередного лысого холма, ни о мелких розовых или белых цветках, дурманящих пряным запахом покрытых пылью стеблей, наводящих мысли о крошечности и бренности каждого твоего дня, ни о поражающей, ставящей на колени красоте ковра владычицы-Земли, на который взираешь, забравшись на вершину невысокой пелегасовой горы... Я не смогу рассказать вам о них так, как следует, так, как должно, так, как они того заслуживают.

Я расскажу вам о народах севера. О тех, кто населяет эти безумные, пропитанные нежной первобытностью, вечно сказочные края. И об истории, которую они сотворили себе. Которой ныне пропитан каждый их шаг».

Элизабет Дану, «Малая Энциклопедия Севера», том первый: «История и География», Вступление. Впервые издано в 255 году ВЛ.

Солнце медленно всходило из волн тумана у берегов великой реки, раскрашивая мир в алые тона. Поросшие тёмной зеленью холмы принимали его свет благодарным пением листьев в ветвях. Птицы носились над водой, пронзительно и радостно крича, расправляя крылья, вспыхивая в потоках неба белым, алым и серебром. Воздух казался насыщенным жизнью и светом, цветением и свободой. Мелкие зеленые былинки танцевали и плыли далеко от берега над белыми гривами волн, словно бесконечная мошкара, вились над широким плотом, почти в центре которого тускло блестела чёрная кожа грубо сшитого высокого шатра.

Даниэлю не было дела ни до кого и ни до чего.

Он был угрюм и почти что зол. Вырвавшись на свободу, до сих пор внутренне в это не верил. Многое потеряв, но сохранив жизнь, он чувствовал себя обобранным. Расставшись с той, что неизвестно за что наказала, предала и уничтожила его, он стал бесконечно одинок. И как ни желал он успокоиться и собраться, ничего со своими чувствами поделать не мог.

Грета вспыхнула золотистой спасительной искрой на его пути, и покуда не сошла с него, — далёкая, непонятная, до головокружения тёплая. Судя по происходящему, очень жестокая... Впрочем, истязаемый ею Родгар, воин чести в кожаных штанах, к этому дню уже превратившийся в бессильную, почти бессловесную тень, интересовал Ферэлли ещё меньше, чем она.

Дикие Земли остались позади. Плот нёсся часов по шестнадцать в сутки, преодолевая за день безостановочного полёта в волнах что-то около ста пятидесяти миль. Даниэль не слишком помнил карты и масштабы, но, судя по всему, близились земли, принадлежащие друидам. В старые времена сумевшим защитить северную часть континента от ширящегося Катаклизма Возмездия — сокрушительного гнева и Проклятия Алой Госпожи.

Здесь ярость и темнота, призванные Госпожой из иных, далёких и страшных миров, в давние годы смешались с цветущей, зеленеющей и мирной землёй, сильной в своей жизнестойкости. В результате чего получились странные, наполовину безжизненные, уж точно бесчеловечные поля, луга, лощины и леса. Живущие своей жизнью, очень тихие и покойные. Не слишком добрые к смертным, осмеливающимся шагать сквозь них. Полные видений и сырости, туманов и миражей. Навевающие странные сны. Уводящие в сумрак и тишину. Способные свести с ума.