Наследие - Виталий Храмов

– Пошли, – согласился Корень, поднимая треугольный конный щит и пику.

При их появлении воины вскакивали на коней, выстраиваясь на дороге. Ураганом прилетела Синька, прямо с земли – цирковым приемом – запрыгнув в седло, но не учла веса доспеха, потому ударилась животом о луку седла, но улыбалась. Ее лошадка танцевала в нетерпении. Видя нахмуренное лицо командира, она крикнула:

– Я пуста, как казна наместника Триединого. Я теперь – как вы, бездарь! Пошли, братья, покуражимся!

И, выхватив саблю Стрелка, крутя ею над головой, она лихо засвистела, пришпорив коня.

– Ох, огонь-девка! – сказал кто-то из заулыбавшихся крестоносцев, правя коней вслед за ней.

– И как величать вас теперь? – спросил Белый, наклоняясь к Корню, придерживая свою длинную пику. – Кровавым Крестом? Или Орденом Безумных Кровопийц?

Корень опять пожал плечами:

– Живы будем – само прилипнет имя. А загнемся сегодня – так чего голову напрасно ломать?

Белый кивнул. Ответ циркача лишь подтвердил его мысленные выводы. Во-первых, мудрость циркача. А во-вторых, само по себе название для них не важно. Важно то, что произошло с этими людьми перед тем, как они вымазали лица в крови врага. И это для них – важно. А вопрос его был проверкой. Белый знал, что есть явление, а есть его зримая обертка. Ответ Корня подтвердил, что для циркача этот жест был не глупым повторением за остальными малозначимого, но эффектного, зрелищного жеста, а имел под собой глубокую моральную подводку.

– Накладка получится, – усмехнулся Белый. – Красный Крест уже стойко закрепился за Матерями Милосердия. Не будете же вы Отцами Милосердия?

– Да какие мы отцы, да еще и милосердия? – заржал Корень. – Мы, скорее, демоны воздаяния. Смертники Белого Карателя! Во! Точно! А красный – так другой краски же не было. Кроме крови. А так – очень образно получилось, ты не находишь?

– Нахожу, – ответил Белый, потягивая шею, которую все еще ломило после Упоения Боем. – Я вот думал-гадал, как у Старого получалось так емко и образно нарекать знаками разные явления. А теперь вижу.

– И как? – заинтересованный Корень даже повернулся к нему, перехватив пику.

– А – никак! Случайно получается. Ну, какой я, к скверне, Каратель? А? И вы этой кровью намалевались, а я чую, что очень глубоко – в века – вы закинули этот образ, породив новую традицию. Случайно? Или – не думаю?

И они с Корнем рассмеялись, въезжая в едва видимый лоскут скверны, жавшийся к уродливым зарослям кустарника, настолько измененного скверной, что его принадлежность к сорту растения невозможно было опознать.

* * *

Всадники выстраивались за спиной Белого в клин. Впереди – самые умелые наездники с самой крепкой броней. А за ними – остальные, более легко защищенные, вооруженные мечами и топорами на удлиненных ручках. Передовым всадникам отдали все имеющиеся пики. Пика имеет трехгранный тяжелый наконечник. Им можно наносить только сильные колющие удары. И это – существенный недостаток перед другим копьем, более гибким в использовании. Но при атаке конным строем этот наконечник превращается в достоинство – пика пробивает все на своем пути. И не застревает в щитах, разваливая, разрывая плоть.

Перед ними – за тонкой полосой зарослей и едва видимой бездарю скверны – тылы Неприкасаемых. Огромная их коробка втягивалась на перешеек, растаптывая все на своем пути. Если предыдущему строю Неприкасаемых четыре стреломета не могли причинить существенного вреда, то теперь удары трех стрел бурые просто игнорировали.

Отсюда поле боя казалось нестрашным, далеким, игрушечным. И одновременно – потрясающим, от ужаса. Потому как отсюда бурая коробка Неприкасаемых казалась молотом, готовым порвать тонкую линию возведенных наспех укреплений, без какого-либо труда.

И удары не успевших восстановиться магов казались бессильными уколами. Ни Клыки Скал, ни Шаровые Молнии никак не отразились на монотонном движении бурого молота.

– Командир! – окликнули Белого, указывая на северо-восток.

Пыль. От горизонта до горизонта. Белый не смог сдержать своих эмоций – его передернуло. Да так сильно, что его наплечники выдали его эмоции остальным бойцам.

Случилось то, чего Белый боялся больше всего. Змеи, или кто там ими управляет в их землях, вместо них послали в бой не одно городище Неприкасаемых. Белый с трудом выстроил план боя с тысячей бурых зомби, да и то – почти без варианта не то что победы, а хотя бы – сохранения хоть сколько-нибудь значимого числа людей. А против большего числа этих бурых воинов никакой план не выстраивался. Ни с каким исходом, кроме быстрого и поголовного истребления людей Белого.

– Вот и не осталось у нас выбора, братья! – вздохнул Белый. – Кроме героической гибели. Ну, тогда хоть покуражимся! На смерть! Ура!

И он ударил коня шпорами, криками и гиками подбадривая себя и своих людей.

Растаптывая заросли, их маленький клин потек по Пустоши в атаку. Не ожидавшие их появления, конные Змеи разбегались. Но за улепетывающими Змеями никто и не гнался. Случайно заметавшегося, попавшего под удар всадника порвали сразу тремя пиками, коня спихнули с пути своими конями.

Их клин, продолжая набирать разгон, несся на бурую коробку Неприкасаемых. Задние их ряды увидели опасность с тыла, три ряда разом развернулись, опустив копья частоколом. Белый не смог не оскалиться. Пики всадников были вдвое длиннее, чем копья у Неприкасаемых.

В момент удара, зная, как это будет, Белый сжал все тело, наклоняясь вперед, упираясь задницей в седло, а ногами – в стремена, отчаянно сжимая пику, стремясь передать всю силу, всю скорость и массу коня и самого себя наконечнику пики. Удар пики в бурый щит был такой силы, что пику, как бы ни сжимал ее Белый, вырвало из рук. Если бы не латная перчатки Брони Стража Драконов, работы неизвестно чьих рук, пальцы юноши бы переломало, а кисть – вырвало из суставов. Но пика пробила не только щит, но и тело бурого, стоящего за ним, и его тело. Он так и завалились, нанизанный со щитом на одну пику.

Но Белый этого уже не видел – конь его продолжал бег, сбивая грудью пехотинцев. Белый выхватил меч, рубя направо и налево пролетающие мимо головы.

Удар их конного клина в строй Неприкасаемых был подобен удару узкого топора в большое полено. Да, пробились они – глубоко. Но, так же как и топор в полене, застряли в плотном строю бурых щитоносцев. Надо было вырываться на простор, брать разбег и атаковать снова, но сразу три копья пронзили коня Белого. Конь поднялся на дыбы, крича от боли, начал заваливаться.

Белый соскочил с коня, гася скорость падения, просел до самой земли, крутанул мечом вокруг, подрубая ноги окрестным врагам. И завертел, закрутил мечом. Завертелся и закрутился сам. Прыгая от бурого к бурому, сбивая их с ног, прокалывая, разрубая, отсекая конечности. Но бурые теснили его плотным построением щитов, кололи копьями, оттесняя от остальных всадников, также отчаянно рубящихся.

Длинному мечу нужен простор, а его не было. Белый уже схватился левой ладонью за середину клинка, орудуя мечом таким способом, подсекая, круша яблоком, как булавой, рубя перекрестием, как клевцом.