Обычные люди - Евгения Овчинникова

«Какой красавчик!!!» — прокричала мне Мира одними губами.

— Я довезу вас до марины[19]. Там стоит «Королева тунцов». Вам очень повезло, мы смогли быстро вернуть капитана с каникул.

— Мы тоже сначала хотели ехать морем, — сообщила Мира.

— Что? — переспросил Аполлон.

Мира прокашлялась.

— Мы хотели ехать морем до Рима, потому что морские поездки сложнее отследить.

— Да-да, точно, вы хорошо придумали, — ответил красавец, снова оглядываясь на нас.

«Обалдеть!!!» — просигналила мне Мира.

Я сделала ей в ответ большие глаза: «Угомонись уже».

Несколько минут все молчали, а потом папа поинтересовался, откуда наш спаситель знает Альбертину.

— Ох, Альбертина… — вздохнул Аполлон и, ничего не ответив, ушел глубоко в себя.

Папа смущенно поерзал в кресле.

«Я ее ненавижу!» — сказала мне Мира, быстрым жестом проводя большим пальцем по шее.

Я рассмеялась, закрывая рот рукой. Испуг прошел, оставив после себя нервозное веселье.

— Детей отпускают, — вдруг сказал папа по-русски.

— Что?! Как?! — одновременно завопили мы с Мирой.

— Вот так. Несколько человек нашлись в России, один во Фредериксбурге, тоже русский.

— А Божена?

— Нет, она пока нет. Но никто не звонил по поводу выкупа.

— Так что с ребятами? Они… живы? — Мира схватилась за кресло папы и кричала ему в ухо.

— Да, живы и, судя по всему, здоровы. Их оставляли под снотворным на дорогах, чтобы их увидели и быстро нашли.

— А-а-а-а!! — завопили мы на два голоса и обнялись. Через секунду неловко расцепились, не глядя друг другу в глаза.

— Что с ними делали?

Папа пожал плечами:

— Они ничего не помнят с момента похищения. В крови несколько препаратов, безвредных. Судя по всему, они все время были под наркозом. Дырки от капельницы. Больше ничего.

— Бессмыслица какая-то, — сказала Мира.

— Вообще-то не бессмыслица, если предположить, что они ищут модифицированных.

— Но мы же не модифицированные? — спросила я с надеждой.

Папа мотнул головой.

— Не знаю. Знает только Иванов. Спросим у него.

— Как вы его нашли? — поинтересовалась Мира.

— Довольно легко. Он работает на частную итальянскую лабораторию. Официально, кстати, занимаются транспортной функцией плаценты.

Мы помолчали, глядя, как мелькают за окном улицы Неаполя и как притормаживают машины, увидев наш маячок. Мы проезжали на красный свет, не пропуская пешеходов на переходах.

— Мы договорились с ним о встрече, — признался папа. — Посмотрим, что расскажет этот исследователь плаценты. Все крутится вокруг него.

— Почему они забирают нас? Почему не добраться сразу до Иванова? — спросила Мира.

— Можно только предположить. Например, что его нынешняя крыша богаче или сильнее предыдущей, — рассмеялся папа.

— Какая крыша?[20] Что? — не поняли мы с Мирой.

Но папа не успел ответить, потому что машина затормозила у пешеходной дорожки, ведущей на марину, — дальше виднелись нескончаемые ряды маленьких катеров и дорогих белоснежных яхт.

— Поторопитесь, — сказал нам Аполлон. — Пирс номер три. Вы знаете, как выглядит ее яхта?

— Да, конечно, — ответил папа. — Спасибо вам!

— Не за что, — улыбнулся Аполлон, — надеюсь, вы не натворили ничего противозаконного и меня не разжалуют из начальников в патрульные.

— Нет-нет-нет, что вы! — хором откликнулись мы.

— Передайте Альбертине, что… Хотя нет, не надо ничего передавать.

Мы посмотрели вслед дорогой машине.

На бегу мы искали пирс номер три — он оказался в самом конце, дальше всего от берега. Потом шли по колыхающемуся деревянному настилу поверх понтона, по обе стороны от которого стояли обшарпанные рыбацкие катера. Потом пошли катера покрупнее, за ними — небольшие яхты: две-три комнаты, гостиная и туалет. Чем дальше мы шли, тем больше, новее и богаче становились яхты. Наконец услышали знакомый восторженный голос.

Подняв головы, мы увидели огромную яхту, на боку которой светились серебристые буквы «Tuna queen». На носу стояла Альбертина с неизменным бокалом шампанского и свободной рукой махала нам.

Мы поднялись по трапу, и помощник капитана убрал его. Яхта тут же начала отчаливать. Сделав крутой поворот, «Королева тунцов» пошла по узкой полоске моря между рядами яхт, таких же больших, и скоро вышла в море. Отсюда открывался потрясающий вид на сияющий ночными огнями Неаполь и на марину.

Альбертина встретила нас на палубе радостными восклицаниями на итальянском и английском, перемежая их немногочисленными русскими словами, которые знала. Она кинулась обнимать папу и, не давая никому вставить ни слова, непрерывно говорила на итальянском, которым никто из нас не владел. Папа, глядя на нее, по-дурацки улыбался. Впрочем, я заметила, что тоже пялюсь на нее и улыбаюсь.

На ней был бежевый плюшевый халат с капюшоном, а на ногах весьма неожиданно оказались кроссовки на высокой платформе. Образ завершала соломенная шляпа с огромнейшими полями, провисавшими под собственной тяжестью. Альбертина по очереди обняла нас с Мирой, обдавая алкогольными парами и обливая шампанским из бокала, и повела на верхнюю палубу, в центральную каюту, которую называла гостиной. Там она сняла шляпу, и из-под нее рассыпались светлые волнистые волосы, мгновенно сделавшие ее похожей на русалку. Она поставила бокал на столик и, чтобы удержаться на ногах, когда яхта сделала еще один поворот, ухватилась за его край. Потом поманила нас с Мирой за собой.

Папа остался в гостиной, а мы спустились вниз. Три года назад мы ходили на этой яхте. Я помнила, что на носу располагаются каюты капитана и повара, камбуз, а на корме на нижней палубе я не бывала ни разу. Здесь оказалось несколько одинаковых маленьких кают, двери во все были открыты.

— Можете занимать любую гостевую каюту на ваш вкус, — сказала нам Альбертина. — Когда устроитесь — поднимайтесь наверх, мой новый повар сгорает от желания накормить гостей. Как только я сказала, что мы спасаем маленьких девочек и их отца от убийц, он пошел на рынок и накупил всего лучшего, что нашлось. Кажется, даже осьминога.