Новое Будущее - Артём Николаевич Хлебников

«я» нужно, если оно только для себя, то есть для меня, существует. Если смотреть с точки зрения социума, кому это мое «я» нужно? Важно, какие у меня другие личности: рабочая, уличная, остальные, а «я» все равно что внутренности. Пока я не бегу по улице с кишками наружу, какая кому разница – есть ли у меня эти кишки?

Психолог смотрел на Ивана, слегка наклонив голову и едва заметно улыбаясь. Когда Иван высказал все, что хотел, и выдохнул, установилась долгая тишина. Наконец, кашлянув без необходимости, а больше силою театрального рефлекса, психолог очень тихо, почти нежно, начал:

– Мы с вами равны. Разница только в том, что я установил себе программу психолога. Так и вы можете это сделать и понять, что это такое. А я могу, не сходя с места, поставить себе программу по массовым мероприятиям или программу по уборке улиц. Именно в итоге этого равенства мы сейчас находимся черт знает где, вдалеке от нашей материнской планеты, а не грыземся меж собой, деля границы. Правда, воюем с враждебными нам видами разума, но это издержки, не мне вам об этом рассказывать.

Иван вспомнил, как цикадой стрекотал счетчик Гейгера, когда они с бывшей и другими местными колонистами переместились в ответ на сигнал помощи из другой звездной системы, где удерживали подгружавшийся для очередной подмоги телепорт от волн существ, которым до сих пор так и не дали названия, как скупо и рационально работала в его голове боевая программа, и он понимал, что она включена у всех вокруг, не сделав исключения ни для кого в колонии, не разбирая ни пола, ни возраста. Они же с женой и остались затем на несколько дней, чтобы помочь уцелевшим и похоронить погибших. Люди дружили друг с другом, но с космосом дружить получалось не всегда. «Я не хочу, чтобы мой ребенок превращался в такое, – сказала она тогда, подразумевая боевую программу. – Не хо-чу».

«Мы далеко от фронтира», – сказал тогда Иван.

«В космосе везде фронтир, – ответила она. – Хочешь, заводи своего».

«Но нам нужен общий, – возразил Иван, – ты же была только за».

«А теперь только против», – сказала она скучным голосом.

– Но, Иван, вам семнадцать лет, – продолжил психолог после паузы. – Да, по некоторым меркам это очень много – для античности, для средневековья. По старым биологическим меркам это и вовсе двадцать с чем-то. Тоже немало. Но мне-то сто пятьдесят. Для меня что вы, что новорожденный почти одинаковы. Некоторые мои дети гораздо старше вас. Хотите простой человеческий совет?

– Вообще-то я к психологу пришел, – возразил Иван.

– Вы с детства дружите, потом это в чувство перешло, – продолжил психолог, будто не заметив слов Ивана. – Это чувство в любом случае проникло во все ваши личности. Они ведь не изолированы. Наличие субличностей больше дисциплинирует, нежели совсем избавляет от переживаний. Попросите у нее архив своего «я». Все будет нормально.

– Вам действительно нужно поставить программу уборщика улиц, – слегка раздраженно сказал пациент в лице Ивана и вышел.

– На следующей неделе в то же время! – крикнул ему вслед психолог, но Иван, уже переключившийся на уличную личность, только махнул рукой.

Он выбрал другой дом для того, чтобы жить, даже возвращаться за вещами не стал, а когда через несколько дней поступил вызов с его прежнего адреса и незнакомый голос поинтересовался, что делать с мебелью и одеждой, предложил оставить себе, а что не подойдет – пустить на переработку. Визит к психологу был забит в расписание, но автоматически запустившаяся личность пациента, скрепя сердце, прогуляла назначенную встречу. Затем поискала и договорилась с другим психологом, собираясь разбирать случай, в который Иван угодил с бывшей женой и уже бывшим терапевтом.

Все лето Иван прожил по сигналам расписания, не испытывая никакого дискомфорта от того, что никакого «я» у него не было, выключаясь сразу же, как только прибирался дома вечером. Он и выходные проводил почти полностью во сне, отвлекаясь лишь на сигналы системы жизнеобеспечения, требовавшей еды и сброса токсинов. Каждая из его личностей считала, что это лишь на пользу, каждая считала себя выспавшейся и отдохнувшей, как никогда до этого.

А осенью, к ужину в общей кухне дома, где он теперь жил, пришла бывшая.

– Привет, Ваня, – сказала она. – Мы с Гошей расстались.

Уличная личность Ивана автоматически переключилась на личность с флиртом, как и полагалось, если кто-нибудь, подпадавший под предустановленные ожидания и симпатии Ивана, начинал с ним флирт. Соседи почуяли, чем тут пахнет, и тактично покинули помещение. Но сам Иван с усилием переключил себя с флирта на уличную личность и переспросил:

– Расстались?

– Да.

– Ну, поздравляю. А от меня что теперь требуется?

– Какой же ты придурок, – сказала она, в голове у Ивана что-то щелкнуло и переключилось на то пустое место, где должно было находиться его «я».

В него, как в нижнюю колбу песочных часов, посыпалось отовсюду всяких мыслей, воспоминаний. Все будто бы самое ненужное из всей его жизни, изгнанное в самые дальние уголки памяти, но связанное с этой, стоявшей перед ним женщиной. Той, которую он знал довольно долго, которую отчасти придумал такой, какой она совсем не была. Много чем заполнялась его голова в эти минуты, а Ольга стояла, молчала и, казалось, понимала, что с Иваном сейчас происходит.

Олег Овчинников. Токс

– Ты на антибиотиках или права получил?

Олег не мог представить, какие еще причины удержали бы Василия от выпивки. Да и эти две, зная характер приятеля, звучали неубедительно.

– Да нет, просто бросил, – ответил Василий, и Олег, успевший отхлебнуть из кружки, едва не вернул пиво назад.

– Ты ЧТО? – откашлявшись, спросил он.

– Бросил. Завязал.

Олег скептически изогнул бровь.

– И сколько уже часов?

Вместо ответа Василий протянул ему руку, как будто показывал, сколько времени. Но вместо часов на его запястье Олег увидел черный браслет вроде тех, что носят спортсмены.

– Это что, какая-то ерунда для фитнеса? Ты шел от метро до кабака сто шестьдесят семь шагов?

– Я не пью сто шестьдесят семь дней, – ответил Василий.

Олег еще раз недоверчиво покосился на крошечный циферблат с тремя цифрами, чокнулся со стоящим на столе бокалом апельсинового сока и молча осушил половину кружки.

– Да ну нет! – не выдержал он. – Скажи, что это розыгрыш! Василий «Полтора Вискаря» не может завязать!

Его собеседник поморщился, как будто ему напомнили о чем-то неприятном, однако ответил спокойно:

– Не розыгрыш. Я больше не употребляю спиртное.

– Но… почему? – собственный голос показался Олегу беспомощным.

– Не испытываю