Путешествие в страну смерти - Барбара Хэмбли

– Маргарет! – Она схватила очки с туалетного столика и, даже не обувшись, бросилась в погоню. Внизу хлопнула входная дверь. Когда же Лидия достигла ее и распахнула, во дворе уже хлопнула калитка.

– Маргарет! – Взглянула под ноги, подумала машинально: «Ну, этой паре чулок все равно конец…» Два маленьких фонаря освещали обманчиво чистый двор, да тлела лампадка над дверью перед иконой какого-то святого. Лидия сошла с порога и двинулась к кирпичной арке входа. Остановилась у калитки, словно опасаясь открыть ее и ступить во внешнюю тьму.

Где-то поблизости слышалось дыхание Маргарет. Потом в лунном свете неподалеку возникло бледное, похожее на череп лицо, обрамленное паутиной волос. Привыкнув к темноте, Лидия различила и руки Исидро, стиснувшие запястья плачущей мисс Поттон.

Вампир что-то говорил, но так тихо, что нельзя было ничего расслышать. С огромным пониманием и терпением он выслушал затем невнятный истерический шепот Маргарет. Руки ее судорожно цеплялись за серый плащ дона Симона.

В смутном свете, падающем из верхнего окна, происходящее сильно смахивало на сновидение и одновременно на театральный эпизод. Не сводя страстных глаз с вампира, Маргарет откинула голову, выставив горло, и рванула воротник блузки.

– Возьми меня! – услышала Лидия ее выдох. – Убей меня, если тебе это нужно!

Что ответил Исидро, осталось тайной. Но Лидия видела, как вампир вновь закутал горло Маргарет, положил руку на плечо и склонил голову, тихо о чем-то говоря. Видя, что дон Симон ведет мисс Поттон к калитке, Лидия бесшумно отступила в тень гранатового дерева. Под кирпичным сводом арки Исидро, должно быть, что-то еще сказал, потому что Маргаpeт кивнула, сняла очки и, утерев слезы безропотно позволила увести себя в дом. Дверь за ними закрылась.

Несколько секунд было тихо, но Лидия знала, что Исидро сейчас вернется. Вскоре на крыльцо легла узкая черта света – вампир снова приоткрыл дверы. Затем щель, исчезла, и, скользнув через двор, он оказался с Лидией лицом к лицу.

– Я попросил ее подыскать для подобных сцен иное время и место.

– Да. – Раздражение Лидии обратилось теперь на Исидро. – Досадно, не правда ли, когда кто-то ощущает более сильные чувства, чем ему положено?

– Да, – просто ответил он. Таким голосом подтверждают, что да, сегодня суббота. Луна ушла, сияла лишь лампадка над дверью. – Хотя сны, которые она видит, больше принадлежат ей, нежели мне. И я бы предпочел, чтобы вы обе пребывали сейчас в постели, которую вы уже наверняка обложили этими зловонными травами, привезенными вами из Парижа.

Холодный бриз с азиатского берега зашуршал последними листьями. Колеблемый сквозняком огонек лампадки обозначил туго обтянутую кожей скулу Исидро. Впадины глаз казались черными дырами. И Лидии невольно вспомнился их разговор о том, почему вампиры избегают зеркал.

– Трущобы Галаты и кварталы Пера с их посольствами и банками одинаково пропахли вампирами. – Пламя лампадки отразилось в бледно-желтом хрустале его глаз. – Стоя здесь, сейчас, я пытаюсь дотянуться своими чувствами через залив Золотого Рога – и город как будто окутан миазмами. Ощущаю вампиров. Мастера… Но все закрыто, затенено, искажено… словно все карты на столе лежат лицом вниз и ни одной не угадать. – Он нахмурился и взглянул в сторону калитки.

Гнев улетучился, Лидия невольно шагнула к Исидро:

– Но это точно? Вы говорите… не можете ощутить…

Угол рта его дрогнул в иронической улыбке – слабое эхо человеческой мимики.

– Сожалеете, сударыня? Вас заинтересовало, что, перестав по вашей просьбе убивать, я не смогу оказать помощь ни себе, ни вам?

Лидия всмотрелась в его недвижное лицо.

– Нет, – сказала она. – Заинтересовало? Да, возможно. Но о сожалении речи быть не может.

– Да, – тихо отозвался он. – Леди до мозга костей.

Впервые на ее памяти он упомянул этот их уговор.

Исидро качнул головой и вновь оглянулся. В арке лежала чернильная тьма.

– А Джейми? – Лидия с трудом произнесла его имя, страшась услышать то, чего боялась все эти дни.

Брови Исидро слегка вздернулись.

– Если он в городе, то не здесь, не в Пера. – В голосе его прозвучала некая неуверенность. – А если он спит на стамбульском берегу… – Исидро покачал головой. – Нет. Мои чувства ослаблены, но дело даже не в этом. Эта тень… эта замутненность, наведенная самими вампирами… – Он виновато улыбнулся и вновь удивительно стал похож на человека. – Завтра ночью я попробую в этом во всем разобраться. – Дон Симон плотнее закутался в плащ (еще один человеческий жест); руки в белых перчатках смотрелись на фоне темных складок, как иней на скале. – Но мне уже сейчас ясно: что-то странное происходит в этом городе. Я уже объяснил нашей романтической спутнице, что здесь не стоит говорить вслух (пусть даже по-английски) об охоте, убийстве и питье крови. Хотя бы и при свете дня.

Эшера разбудили голоса муэдзинов: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет Пророк Его…» Слова молитвы были ему известны, но повторить их он не решился – уж больно мрачно они звучали на этот раз.

Сводчатые узкие бойницы, когда-то опоясывавшие помещение, были замурованы лет сто назад. А каждое из верхних окон, прорезанных в барабанах пяти мелких куполов, насколько мог судить Эшер, защищала серебряная решетка. Впрочем, он мог и ошибаться. В течение дня он не слышал ни голосов, ни скрипа колес, ни цоканья ослиных копыт – один лишь лай печально известных константинопольских псов. Иногда ветер забрасывал сюда крики торговцев – на местном греческом диалекте. Зато крики чаек, сильно напоминавшие кошачьи вопли, раздавались здесь день и ночь.

Небо сквозь решетку было цвета тигровых лилий, на голубых изразцах бледнели желтоватые блики.

Эшер не поворачивался лицом к Мекке, хотя представлял, в какой стороне она находится, не повторял слова муэдзина, и тем не менее, сидя на диване среди подушек и одеял, он молился. Он был очень испуган.

Свет, проникавший сверху в помещение, мало-помалу иссяк, купола наполнились мраком. Располагающийся посреди длинной комнаты прямоугольный выложенный голубой плиткой бассейн казался теперь черной пропастью, откуда могло в любой миг появиться все что угодно. Эшер чиркнул спичкой и зажег одну из стоящих в нишах бронзовых ламп. По привычке полез в кармашек за часами, но часы, естественно, были изъяты. Как и серебряные цепочки, защищавшие запястья и горло.

Он оделся, умылся, привел в порядок постель, вслушиваясь в каждый звук, проникавший в гулкий дом. Когда снаружи стемнело настолько, что не отличишь белой нити от черной, как сказано в Коране, Эшер услышал проворот ключа в старом замке.

Отодвинулся подальше от двери, готовясь бороться с той странной ленивой рассеянностью, какую вампиры обычно наводят на своих жертв. И однако же заметить, как и когда они вошли, Эшеру не удалось. Мгновенная сонливость – и внезапное пробуждение…