Война по понедельникам - Антон Первушин

—…Следующая станция — «Площадь Мужества».

Антон встряхнулся. Вскочил, жмурясь со сна, шагнул к выходу и…

>

Хочется поговорить о многом.

Хочется потолковать сразу о многих вещах: «о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о королях и капусте». И еще о многом кроме этого.

Однако существуют определенные требования. Или законы жанра, если угодно. А незнание законов, как это принято, от ответственности не освобождает. Поэтому будем полагать, что упомянутые законы нам известны, и даже попытаемся сформулировать здесь один из них. А именно: хочешь поговорить о многом, определись для начала с Героем, как носителем конкретного взгляда на обсуждаемые вопросы, и с Миром, который в силу своих специфических особенностей будет эти вопросы перед Героем ставить.

С Героем просто. Приняв за аксиому известное утверждение, что «роман с героем — конгруэнтно роман с собой», остановим выбор на личности, более других понятной Автору: на личности Антона П. Что касается Мира, здесь необходимо добиваться оптимального соотношения между знакомыми любому читателю реалиями и теми химерами, что могут появиться в авторском воображении по ходу действия. По этому поводу можно много говорить, но пусть Мир и его вторжение в привычную нам реальность станет для читателя такой же неожиданностью, как и для Героя. И это опять — требование жанра.

А так в общем-то неплохое начало:

Антон встряхнулся. Вскочил, жмурясь со сна, шагнул к выходу и…

>

…Двери захлопнулись. Поезд, набирая ход, скрылся в тоннеле. И только тут Антон заметил, что ошибся станцией.

— Вот ведь черт! — сказал он и оглянулся.

Станция была плохо освещена: два-три светильника под сводом потолка лишь чуть рассеивали густую, почти осязаемую темень. На мраморном полу лежал толстый слой пыли, в котором Антон, пройдясь, оставил отчетливые следы. Это была странная станция: Антон такой не помнил. И скорее, не бывал здесь вовсе. Позевывая, он еще походил вдоль платформы. Однако следующий поезд заставлял себя ждать. Антон посмотрел на часы. Двенадцать двадцать пять.

— Пора бы уж.

«Все-таки странно здесь как-то», — подумал Антон. И еще походил, выжидая. Потом терпение его лопнуло; он направился к выходу, туда, где в полосе света жужжали эскалаторы. И удивился — кабинка дежурного была пуста. Потом удивился еще больше: все три эскалатора работали на подъем.

— Бардак в стране Советов, — решил Антон.

Не нравилось ему здесь. Он зябко передернул плечами.

А поезд не шел.

И нет никого…

Что это? Антон прислушался. И вдруг услышал тихий рык в темноте. Зыбкая граница между светом и тенью заколебалась. Лопнул, рассыпался осколками один из светильников. Стало темнее. Антон вздрогнул, почувствовал озноб, резко отступил к эскалатору. Зарычало громче. Кто-то надвигался из темноты, огромный и страшный. Лопнул еще один светильник. Нервы у Антона не выдержали. Пятясь, он шагнул на эскалатор, поехал вверх. И никто его не преследовал.

«Надо же, — крутил головой Антон, постепенно успокаиваясь, — бывает же».

То, что он увидел наверху, произвело на него по-настоящему удручающее впечатление. Тут царил полный разгром. Взрытый пол, на котором валялись обломки кафеля и мрамора, какие-то тряпки, обрывки грязной бумаги. Тлела вполнакала одинокая лампочка, свисавшая с потолка на длинном проводе. Антон, спотыкаясь в мусоре, проклиная все на свете и ремонтно-метростроительные работы в частности, стал искать выход.

Он увидел узкие полоски света. Выход со станции оказался закрыт большим щитом из небрежно сколоченных досок. В щели между досками проникал яркий свет. Антон, обдирая пальцы, расшатал, а затем выбил без особых церемоний три доски, согнулся, пролез. Щурясь на свету, огляделся и не поверил своим глазам. Потому снял очки, протер линзы платком и снова надел.

А был день.

Ого! Вот ведь номер!

Антон стоял на площадке, также огороженной со всех сторон деревянными щитами. Справа и совсем рядом высился монументом консервируемым стройкам совершенно замызганный экскаватор; краска на нем облупилась, полусорванная дверца болталась, скрипя, на ветру. Вокруг же разлилось целое море грязи, из которого там и тут, как острова безымянного архипелага, торчали бетонные балки, груды битого кирпича, прочие экспонаты музея истории первых пятилеток. Место для обдумывания всех несуразностей, произошедших с Антоном за последние полчаса, явно не слишком подходящее, и Антон стал выбираться, прыгая с одного острова архипелага на другой, с одной кучи мусора на другую. Однажды нога у него подвернулась, он оступился, заехал в грязь ботинком, но, ругаясь неприлично, продолжил путь. Наконец он пролез между деревянными щитами, окончательно при этом измазав брюки и джемпер. Кое-как отряхнулся. Кое-как осмотрелся.

Увиденное сразило его окончательно.

Он стоял на улице города, но перед ним был не Ленинград и даже не Санкт-Петербург, да и вообще такой улицы просто не могло быть ни в одном из городов на Земле. Улица не уходила привычно за горизонт. Наоборот, она поднималась, загибаясь дугой, вверх, и этим создавалось страшноватое для Антона впечатление, что стоит он на внутренней поверхности невообразимо огромной сферы. Антон видел опрокинутые дома, их крыши, чего согласно законам перспективы видеть был не должен.

Еще на этой улице Антона поразило невероятное обилие рекламных плакатов на самых разных языках мира: на русском, английском, немецком, французском, испанском, итальянском, японском, китайском… — любая реклама на любой вкус: от веселенькой рекламы презервативов до тяжеловесно-мрачноватой — гигантов машиностроения. Не то чтобы рекламы раньше ему видеть не доводилось (к этому времени и в Ленинграде капитализм уже всячески стремился подать себя в привлекательной красочной упаковке), но подавляло ее беспредельное общее количество здесь: на домах, на узорной решетке ограды близрасположенного садика, на деревянных щитах, из-за которых только что выбрался Антон, на транспорте, даже мелом на асфальте. Как в Гонконге каком-нибудь, подумал Антон, хотя ни в каком Гонконге никогда не бывал. А архитектура… Нельзя сказать, чтобы окружающие дома были небоскребами, но выглядели они очень уж представительно — как настоящие небоскребы выглядели, которые Антон до сих пор видел опять же только в кино. А над всем этим: над улицей, рекламой, роскошными витринами и высотными домами — сиял ослепительно раскаленный шар, солнце… О-о, если бы!..

По улице двигались потоки людей и машин. Люди были хорошо одеты и по виду жизнерадостны. Среди авто преобладали иномарки. Антон в растерянности потоптался на месте, но заметил, что привлекает внимание, и поторопился смешаться с толпой.

Что же такое происходит? — размышлял он, продвигаясь по улице без видимой цели. Безумие какое-то. Это не Ленинград, да и вообще на страну Советскую не похоже.

Впрочем, у него уже появились кое-какие идеи…